Дмитрий Липскеров - Родичи

— На гения посмотреть пришла, — ответил Степаныч. — Угадал?

Она не возразила ему, тихонько поднялась с дивана и пошла к дверям.

— А что такое гений? — спросил у ночи вахтер. — Скольких я их здесь повидал! Злобные, ссохшиеся все от этой злобы, в тридцать пять пенсия, а потом к ним на могилы экскурсии водят!..

Вера не слышала Степаныча, шла по улице, да и вахтеру слушатель был ни к чему. Он запер за девицей дверь и еще с полчаса разговаривал с абажуром, потом спать лег, напившись липового чая…

Она села на лавочку в парке, и опять сознание ее отключилось, смешавшись с полночным туманом. Вышедшая луна была полна и способствовала необычной летаргии, которая продолжилась аж до самого утра.

Лицо Веры стало бело от морозной ночи, а ресницы закрытых глаз покрылись инеем. Она замерзала и, вероятно, умерла бы до срока, но в наступившем утре кто-то погладил ее по голове, словно ребенка, возвращая к жизни теплом ладони.

Она открыла глаза и увидела белокурого красавца с голубыми глазами.

Он стоял и молча смотрел на нее, отчего тепло вошло в ее тело — в живот, и даже стало жарко.

— Мы опаздываем!

Рядом с ним оказался человек восточного вида, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу.

— Репетиция, господин А., товарищ Михайлов! Опаздываем!..

Неожиданно девушка встрепенулась и отогретыми руками расстегнула сумочку, из которой достала пачку долларов и протянула молодому человеку.

— Возьмите! — Голос ее дрогнул, она старалась сдержать горячие слезы, но не могла.

Ахметзянов ничего не понимал, а оттого нервничал все больше.

— Берите деньги, и пошли! — скомандовал импресарио. — Нас симфонический оркестр ждет!

— Не только симфонический, но и Лидочка! — послышался знакомый голос тенора.

— Альберт Карлович! — воскликнул патологоанатом.

Владелец шаляпинского пальто оглядел собравшихся и только сейчас заметил Веру.

— И пилят наша здесь! — вскинул брови толстяк. — Оррррнелллла!!!

Студент Михайлов взял из рук девушки деньги и отдал Алику.

— Мы с вами в расчете.

— Друг мой, я вас не торопил! — Тенор упрятал пачку в бездонный карман музейного пальтища. — Видит Бог!..

— Идите, пожалуйста, в театр! — попросил студент Михайлов Ахметзянова и тенора.

— Как идите! — напрягся Ахметзянов. — А вы?

— Сегодня я не могу репетировать…

— Лидочка с ума сойдет! — отреагировал Карлович, впрочем, добродушно, наверное, представляя, как это будет выглядеть: Лидочкино с ума схождение…

— Пожалуйста, оставьте меня. Скажите, что у меня внезапно открылись важные дела… Или что хотите!..

— Я вас не понимаю! — не унимался патологоанатом. — У нас обязательства, в конце концов! Штрафные санкции!..

— Отстаньте от них, — прошептал Алик в самое ухо импресарио. — Я все улажу…

Все-таки он был добрым человеком, этот Карлович. Как и большинство полных и талантливых людей, он мог быть утром королевски великодушен, а вечером по-плебейски злобен. Но по существу добр. Сейчас было утро, и Алик под руку уволок Ахметзянова в сторону театра, оставив молодого человека и девушку одних.

Они поднялись и пошли, неторопливо, ничего не говоря друг другу, пока не оказались возле Вериного дома. Поднялись по выщербленным ступеням…

Рыжей подруге преподавали сегодня, что такое гипоталамус и каковы его функции, а Вера сидела в ванне под струями горячего душа, подтянув колени к груди, и смотрела на него неотрывно, как и он — вглядывался в нее своими небесами глаз.

Он — красив, думала она тягуче, волосы его прекрасны… Белые кудри лежат на черном свитере… Он не может быть олигофреном…

Струи воды согревали плечи, стекали по волосам, успокаивая тело, и ей захотелось заснуть прямо здесь, в коммунальной ванне…

Она закрыла глаза и уже не принадлежала себе, сознание окончательно растянулось, когда он отключил краны, вытащил ее из воды, обернул китайским шелком, отнес в комнату и положил в постель…

Прошли часы.

Она спала, свернувшись, словно дитя, а он сидел все это время недвижимо и смотрел куда-то в пространство.

А потом она проснулась.

— Ты помнишь меня? — спросила.

— Да, — ответил он не сразу, как будто ему сначала надо было вернуться откуда-то.

— Я — Вера… А тебя как зовут?

— Студент Михайлов…

— Имя?

Он несколько замялся.

— Дело в том, что у меня память отсутствует… Называйте меня студент Михайлов…

За ребрами девушки затрепыхалось сердце, и она вдруг спросила:

— Вы — олигофрен?