О'Санчес - Я люблю время

– Да, сагиб!

– Да, сударь!

– Да, мой господин. – Надо же. В унисон отвечают, буква в букву – а слышны и различаются все четыре голоса… То есть, как четыре? Почему четыре? Один, два, т… А, все нормально, пять, пять.

– Вот так вот. Анархии не будет. Где твои ноги?

– Вы же сами повелели, сагиб.

– А теперь передумал! Когда материализуешься – отныне чтобы по полной гуманоидной форме: вызвали тебя, значит весь, с носками и пятками – носки наружу, ступнями на линолеум. Или в воздухе виси, если умеешь делать это эргономично, не нависая над сюзереном. Ты же старший над ними, ты должен пример подавать экстерьера, верности и опрятности. И повязки всем на бедра, а то развели гомодром, понимаешь! Все, не скучайте, я побежал.

Ах!… И вот уже «приход» пошел… Сиим наркоманским термином я определяю для себя первые секунды погружения в Пустой Питер: все твое существо обволакивают беспредельная тишина и безмятежнейший покой, ничего нет на свете, кроме тебя и того, что ты видишь. Это не с чем сравнить, разве что с погружением в собственный сон с открытыми глазами и бодрым разумом, если вы понимаете, что я хочу этим сказать.

Толчок левой, еще един правой, скорость, скорость… Вожделенный первоглоток чуда случился и усвоился. Все. Искусственный «мертвый» ветерок смывает с меня остатки этого «вступительного» кайфа, и я, привычно хохоча и улюлюкая от мальчишеского восторга, фигачу на всех скоростях по испытанному маршруту, хотя и с вариациями: я выворачиваю на Планерную – и прямиком по ней, вперед, через виадук, на шоссе, название которого я каждый раз забываю, налево и до самых до ворот, ведущих на Елагин, через который я переберусь, но не остановлюсь, а двинусь дальше, к мосту, ведущему на другой остров, побольше, в торце которого и ждет меня стадион, с нужной мачтой на боку.

И вот он вход, и вот он мост. Кое-какие монетки на торцах деревянных свай – мои, а вот какие – не упомню, впрочем, какая разница, главное, я умудрялся «сажать» их с моста на сваи летом – зимой, на снежок, и дурак попадет. Когда долго живешь в каком-либо мире – в памяти образуются залежи фетишей, фантомов, раритетов и прочей ностальгической ерунды: вон там я ее поцеловал, там я ногу подвернул. Там висел репродуктор, из которого я и услышал… И так далее, и тому подобное. Вон там, слева, кстати, отсюда за деревьями не видно, прямо в центре всех Магистралей, я однажды наблюдал весьма и весьма неординарные события и был при этом очень и очень зол…

А с этого моста я однажды на спор нырял вниз головой и крепко треснулся башкой о сваю-топляк. Пришлось замазывать память свидетелям. Если бы я сейчас бежал по Нью-Йорку, на Манхеттене, или особенно в Бруклине – я бы тоже мог показать памятные места и, пожалуй, не в меньшем количестве. А один Гринич Виллидж чего стоит? О, золотые времена, где вы?

Да черт бы с ними, на самом-то деле, с временами. У меня их на любой вкус много, а вот ошибусь ли я в своем предположении – это вопрос вопросов на данную секунду времени. Все тайны мировых цивилизаций, все судьбоносные миги и решения по ним – ничто для меня, а эти несчастные ломтики целлюлозы занимают девяносто девять процентов моего сознания и воображения. Оставшийся процент зыркает моими глазами по сторонам в поисках места, наименее подходящего под облегчение «малой нужды» моего творческого я. «Я», «мне», «мое», «для меня». Люблю сии слова, ибо нет в мире ничего более важного и конкретного. Это Баролон виноват, что не подготовил мне баллончики с краской. Впрочем, не его дело – думать за меня, а я сам взял парочку, с красной и золотой, в рюкзаке лежат. Как назло вокруг одна обыденность, и мне, скрепя сердце, приходится в две руки разрисовать марксистскими лозунгами наружную стену простого уличного туалета и рядом стоящие скамейки. Ну не на фонарь же залезать? Тем более, что когда вернусь – уж очищенными будут, не вполне чистыми, а именно от моих художеств. Вот так стараешься, стараешься – и все насмарку.

Итак: прав я или ошибся? Узнать это элементарно: мне только руку протянуть! Э, э, брат долгорук, так нечестно! Нечестно – уверяю я себя и наддаю ходу! Баролон у меня хотя и немногословен, но виртуоз своего дела: ролики бегут просто идеально, он все до молекул рассчитал и выправил: подшипники, баланс, смазку, упругость – все, все, все. Зато и бегун понимающий попался! Вернусь, дам ему какую-нибудь медаль. А то и орден, если прихоть мне такая будет. Мне нравится воображать себя психом и вести себя как сумасшедший, но в исключительно редких случаях я поддаюсь этому в других мирах, вне пределов Пустого Питера. А здесь мне можно, я разрешил.