— Нет, — сказала Энн, — но знает, что я жива.
— Этого мало.
— Может быть.
— Тем не менее.
Священник с огорчением подумал, что их разговор становится все более бессмысленным.
— Послушай, — сказал он, поднимаясь, — ты голодна, ты устала, ты нездорова, ты промокла, тебе следует принять душ. Тебе нужно успокоиться после всего, что случилось. Давай отложим этот разговор до завтра. Ты примешь душ, переоденешься, поешь, отоспишься. А завтра мы всё обсудим. Поверь мне, завтра все покажется иным.
Ее запах, а вернее сказать, зловоние, заполнил всю комнату. Ей явно требовалось мыло, зубная паста и шампунь.
— Отец, — сказала она, и это слово в ее устах опечалило его. Внезапно он понял, что тоже смертен, эту мысль вызвала у него ее стыдливая нищета, — ведь мысль о смерти стоит за всеми прочими сущностями, будь то секс, Вселенная или Бог. — Отец, — повторила она, — нужно действовать. Мы должны построить новую церковь.
Отправляя Энн в душ, священник до мелочей продумал, как организовать процесс, и его план был не лишен определенного своекорыстия. Он понял это, когда излагал его. «Какой позор! — подумал он. — Как нелепо! И неубедительно». Но духовидица сделала все, как он сказал. Она ушла в ванную и закрыла за собой дверь. Там она разделась, осторожно приоткрыла дверь и выбросила наружу грязную одежду. Священник успел заметить тонкую белую руку и бледный сгиб локтя. Он прислушался и, когда в ванной зашумела вода, подошел поближе и обследовал вещи, лежавшие на полу у двери. Среди них не было ни бюстгальтера, ни трусиков, — то ли она была слишком застенчива, чтобы положить их в общую кучу, то ли попросту не носила нижнего белья. В любом случае мысль о застежке маленького бюстгальтера и резинке трусиков доставила ему огромное удовольствие, хотя оно было бы куда острее, если бы он мог увидеть все это воочию. Священник упрекнул себя за свой патологический интерес к ее нижнему белью, собрал лежавшие на полу вещи и всю дорогу до стиральной машины зажимал себе нос, так грязна и омерзительна была эта одежда, пропитанная острым запахом пота. Он вывернул карманы ее джинсов и обнаружил в одном из них скомканную обертку от буррито. В нагрудном кармане куртки он нашел с полдюжины леденцов, шелуху от семечек, судафед и фенатол в таблетках и три маленькие белые морские ракушки. Священник задумался. Он представил себе, как живет эта девушка, перебиваясь случайными заработками. Как она нашла эти ракушки. Как, поиграв ими, решила оставить их у себя. Он засыпал в машину стиральный порошок и установил режим — стирка в горячей воде. «Не повредит, — подумал он. — Лучше отстирается. Вот оно, очищение».
Зазвонил телефон. Священник покосился на определитель номера, который в девяноста процентах случаев сообщал ему: абонент неизвестен. После четвертого звонка включился автоответчик: «Вы позвонили отцу Дональду Коллинзу из католической церкви Святого Иосифа в Норт-Форке…» — священник подумал, что его голос звучит слабо и невыразительно, и это вызвало у него мимолетную досаду — после чего раздался более звучный голос: «Здравствуйте, говорит отец Уильям Батлер. Я звоню по поручению епископа Трэйси. Он попросил меня заняться историей с видением Девы Марии в вашем городе…» Отец Коллинз снял трубку:
— Да, — сказал он, — я слушаю.
— Отец Коллинз?
— Да, это я.
— Билл Батлер.
— Да, отец Батлер.
— Мы не встречались с вами раньше?
— Не думаю. Может быть.
— Мне знакомо ваше имя.
— Есть другой отец Коллинз. Он работает на федеральном уровне.
— Это не вы?
— Меня зовут Дональд Коллинз.
— Значит, мы не знакомы.
— Полагаю, нет. Имя Билл Батлер мне незнакомо. Хотя у меня скверная память на имена.
— У меня тоже.
— Вы хотели поговорить со мной?
— Эта девушка, там, у вас. Я звоню насчет нее. История просочилась в газеты.
— Это меня не удивляет, — сказал отец Коллинз. — Сегодня с ней в лес отправилось около тысячи человек. Я сам собирался позвонить вам завтра.
— Вы бы меня не застали. Завтра утром я буду в Норт-Форке. Где вас можно найти, отец Коллинз?
Отец Коллинз почувствовал в тоне собеседника скрытый упрек за недостаток активности. Отец Батлер разговаривал с ним свысока. Этот человек был явно старше и мудрее.
— Где меня найти? — переспросил отец Коллинз.
— Где мы можем переговорить?
— В церкви, я полагаю. Где-нибудь в девять тридцать. В любое время после девяти тридцати. В восемь я должен быть в тюрьме и в течение часа принимать исповедь.
Читать дальше