Сью Кид - Кресло русалки

– Мне будет не хватать тебя, – сказал он.

– Прости. – Голос мой пресекся на этом коротком слове. Я поняла, что была искусительницей. Сидя на морских скалах, как гомеровская сирена, я соблазнила его. И пусть даже он отступался так же, как и я, я почувствовала, что на самом деле предательницей была я. Что я предала свои признания в любви, свое обещание годовщин.

– Не хочу, чтобы ты винила себя, – произнес Уит. – Дело в том, что мне… – он протянул руку и коснулся моего лица где-то возле подбородка, – мне нужна была эта любовь.

Он мог иметь в виду миллион разных вещей но мне хотелось бы верить, что его скорбь по жене сделала его сердце бесчувственным, а любовь ко мне снова воскресила. Мне хотелось бы верить, что теперь он вернет сердце монастырю. Он будет снова разыскивать себе пропитание на птичьих базарах, прислушиваясь к кваканью лягушек на низкорослых островных дубах, принюхиваться к запаху хлеба, который печет брат Тимоти, зорко вглядываться во все эти мелочи, через которые Бог являет себя.

– Значит, это касается нас обоих. Мне тоже нужна была эта любовь.

Слова мои прозвучали так неловко, так не к месту, словно я собиралась пуститься в объяснения, но Уит улыбнулся и придвинулся ко мне.

– Я ведь говорил – мы будем прокляты и спасены оба. Помнишь?

Я попыталась улыбнуться в ответ, но улыбка получилась вымученной и тут же угасла. Я потянулась к Уиту. Мы обнялись, ничуть не заботясь о том, что кто-нибудь сможет нас увидеть. Я не плакала, по крайней мере тогда. Я обнимала его и чувствовала, как приливы отступают от островка на болотах, где мы занимались любовью. Внутри меня открылось место, тайное место, где я могла спрятать его и унести с собой. А когда он ушел и я осталась одна, почувствовала то, что, должно быть, чувствуют белые цапли, когда луна встает в ранних сумерках, – нестерпимую тягу к дому.

Я пошла на Костяной пляж и села на кусок плавника, изогнуто торчавший из песка. Я смотрела на океан, где лодки, вышедшие на ловлю креветок, устраивались на ночлег среди зеленых валов. Прилив наступал, вместо того чтобы откатываться обратно в море, и я уловила в этом какую-то иронию – все наоборот. Всему свой черед. Вот только паузы, промежутки пустоты будут множиться.

Я потеряла их обоих.

Когда-то давно, во время девичника, когда мать, Кэт и Хэпзиба зашли в море по пояс, я следила за ними примерно с этого же самого места. Я представила их в воде, как они хихикали, связывая три нити вместе и бросая их в волны. Мы с Бенни хотели пойти с ними, умоляли об этом.

«Нет, это только для нас. Оставайтесь на берегу».

Кто мог представить, что выйдет из узелка, завязанного в ту ночь?

Я сбросила сандалии и подняла подол платья как можно выше. Несмотря на жару, море все еще было по-зимнему прохладным. Пришлось заходить медленно.

Когда вода достигла коленей, я порылась в кармане и достала куски бечевки, которые подобрала на монастырской лужайке. Мне хотелось связать узел, который исчез бы навсегда. Но не с кем-то. Сама с собой.

Всю жизнь – безымянно, неопределенно – я пыталась дополнить себя кем-то еще; сначала это был отец, потом Хью, даже Уит, и я решила, что с меня хватит. Я хотела принадлежать себе.

Я отобрала несколько кусков, думая, знала ли что собираюсь сделать, когда собирала их?

Я стояла неподвижно, волны всплескивали о мои бедра и, раскатываясь, устремлялись к берегу.

«Джесси, я беру тебя…»

Ветер свистел в ушах, и в его запахе чувствовалось одиночество.

«…В радости или в скорби…»

Слова шли от сердца, их было не заглушить.

«…Буду любить и лелеять».

Я взяла самую длинную бечевку и завязала в середине узел. Посмотрев на него с минуту; я швырнула его в море; был примерно час дня, 17 мая 1988 года, и с тех пор каждый день я обращаюсь к этому неподвластному времени моменту с почтительным благоговением, словно то была часть брачного обряда.

В последнюю субботу мая я стояла на паромном причале с матерью, Кэт, Хэпзибой и Бенни, и, вытянувшись шеренгой вдоль ограждения, мы все смотрели на взъерошенную ветром бухту. Повсюду сидели и разгуливали белые ибисы. Мы следили, как они, выстроившись бумерангами, пролетают над бухтой.

Мой чемодан был пристроен рядом со сходнями. Кэт принесла корзину лиловых флоксов, Каролинского жасмина и розовых гроздей олеандра, которыми собиралась осыпать понтон, когда он отчалит, словно это была «Королева Мария». Она разлила лимонад из термоса в бумажные стаканчики и угостила всех вафлями, приготовленными Бенни. Она была непреклонна в своем решении организовать отплытие чин чином.