Надежда Васильева - Под созвездием Кассиопея

После гибели брат часто приходил к ней во сне. И однажды, утешая, сказал, что скоро родится вновь. Она хотела спросить, когда? Но он как-то быстро перевел разговор на яхту: «Парень, которому нужно продать «Кассиопею», явится сам». Приснилось это под выходной, и она долго лежала в постели, раздумывая над его довольно странными словами.

Однажды под вечер в двери квартиры позвонили двое незнакомых мужчин. Один был лет сорока пяти. Он представился яхтсменом из Москвы. Вид у него был очень самоуверенный. Из тех «новых русских», которым по карману все. Приступил к разговору о продаже яхты без прелюдий. Дескать, выхода у вас нет. Продавать яхту придется, а не то она либо сгорит, либо сгниет. Она растерялась. С ней редко кто разговаривал так бесцеремонно. И чем дольше она молчала, тем напор неожиданного покупателя становился все сильнее. Его приятель голоса не подавал. По всему чувствовалось, что он местный и манера, с которой ведет разговор москвич, его несколько смущает. Стоило ей встретиться с ним взглядом, он тотчас стыдливо опускал глаза в пол. Возможно, он даже знал Сашу. Яхтенное братство не столь велико. Все они, если не лично, то понаслышке знали друг о друге. Переговоры явно зашли в тупик. Покупатель злился. Видя, что все его доводы не дают нужного результата, стал дерзить.

— Мне — что! Я каждое лето чью-то яхту арендовал. И это устраивало. Да вот появились лишние деньжата. Приятель уговорил. Не сглядеться, говорит, пропадает на берегу. Не музейный экспонат! Ну, а коль сомневаетесь, торговую найду. За такие деньги черта купить можно. А самоделка — она и есть самоделка.

И только он произнес последние слова, как из кухни донесся звон разбившейся посуды. Дочь, с которой они пили кофе до прихода гостей, была в своей комнате. Кошка — на улице. Больше в доме никого не было. Извинившись, метнулась на звук. И увидела странную картину. На полу лежала разбитая чашка. Холодильник, обои над столом и даже газовая плита были забрызганы остатками кофейной гущи. Впечатление было такое, будто чашка каким-то невероятным образом подпрыгнула вверх, покружилась по комнате, сердито расплескивая содержимое по сторонам, и, обессилив от своего внезапного бешенства, грохнулась об пол. Изумлению не было предела. Чтобы как-то успокоиться, прийти в себя и собраться с мыслями, она немного постояла у окна. Над дальним лесом зависло пять ярких звезд. Они мигали как-то странно, почти лихорадочно. Кассиопея? Вот оно что! И в голове разом созрело твердое решение: эти люди должны уйти!

Вернулась в прихожую и, удивляясь собственному спокойствию, твердо произнесла:

— Продавать яхту мы пока не будем. О судьбе ее не беспокойтесь. А теперь, извините, у меня дела…

Яхта продолжала стоять на берегу, год, другой, третий…

На Землю тысячами зорких глаз смотрели звезды. Смотрели молча и беспристрастно, не вмешиваясь в поток земной суеты и проблем. Они накапливали мудрость миллионами лет. И знали, что между всеми событиями и явлениями, которые происходят в этой жизни, существует четкая взаимосвязь.

Пять самых ярких звезд созвездия Кассиопея, не мигая, разглядывали заиндевевшую от мороза яхту, на белом борту которой золотым отсветом полыхали латунные буквы — «Кассиопея». Полная луна щедро расплескивала свой сиреневый свет по снежному покрывалу, на котором, как на гигантском экране, звезды могли видеть много такого, что недоступно глазу человека. Их таинственный свет легко проникал в самую суть любых проблем.

Яхта с таким знакомым названием «Кассиопея» стояла на берегу, уткнувшись килем в стальной кильблок. Деревянный корпус ее был заботливо укрыт брезентом. И только высокая мачта с распростертыми в стороны краспицами, издали походившая на металлический крест, невольно тянулась вверх к далекому созвездию. «Кассиопея» дремала и видела во сне белые летние ночи… Созерцать чужие сны весьма интересно. И звездам было не избежать соблазна. Их таинственный свет проникал даже в чужие сны.

Чаще всего яхте грезились острова. Отвесные скалы возносили к солнцу ровные, как свечки, сосны. Стоило по восковым их кронам пробежаться резвому ветерку, как деревья разом оживали, начинали взволнованно перешептываться и раскачивать на своих плечах бездонное небо. В такие минуты у «Кассиопеи» от блаженства нежно посвистывали ванты.

Зима листала страницы календаря. Декабрь, январь, февраль. Дни становились длиннее, и звездам теперь все чаще приходилось прятаться за яркую завесу дневного света. Таким образом, волей — неволей они теперь являлись невидимыми свидетелями всего того, что творилось в мире.