Лутц Бассман - Орлы смердят

Он посещал офис Ассоциации приблизительно раз в неделю.

Я приходил в пункт Ассоциации в среднем через каждые шесть-семь дней.

Помимо Горгила Чопала, Ассоциация насчитывала трех членов, но унаследовавший реестры Горгил Чопал не мог бы точно сказать, самцы они или самки, живы ли и желают ли продолжать активистскую деятельность. В архивах это не уточнялось, а поскольку Горгил Чопал изначально принадлежал к подпольному крылу организации, то ее активных членов он ни разу не встречал. Даже во время допросов, когда его пытали, чтобы помочь высказаться на эту тему, он не мог вспомнить ни одного лица. По отчетным документам эти члены не платили взносов вот уже лет тридцать. По мнению Горгила Чопала, подобная информация вовсе не означала, что они прервали всякую связь с Ассоциацией. В любой момент, — утверждал он, — может проявиться кто-нибудь из наших. Надеясь на то, что такое однажды произойдет, и понимая, что тогда придется как-то деликатно решать административные вопросы, Горгил Чопал держал наготове заполненные бланки для восстановления членства, на которых были подсчитаны невыплаченные взносы и учтена общая скидка, сводившая долг до суммы в один доллар.

В пустынном зале официального представительства Ассоциации приходивший заранее Горгил Чопал расставлял стулья, передвигал стол, подметал.

Я всегда подметал с увлечением; мне казалось, что так я помогаю коллективу, участвую в деле, которое, быть может, однажды окажется более перспективным, чем простое собирание мусора, и, например, перерастет в воссоздание мирового братства неприкасаемых, муравьев, недочеловеков и фриков.

Время шло.

Время. Оно шло.

Я откладывал швабру, затем, поскольку стрелки часов все крутились, приступал к проведению собрания.

В пустом зале стихали отзвуки. Воцарялась тишина.

Следовало начинать, чтобы атмосфера не накалилась, никто не устал ждать и не ушел до того, как самое важное из важнейшего будет произнесено.

Не будучи уполномоченным массами, Горгил Чопал все же занимал место в президиуме, напротив незанятых стульев. Он садился в президиуме, словно занимал в Ассоциации должность вечного секретаря или ведущего. Откашливался, пролистывая две взятые в шкафу Ассоциации тетради, куда кто-то когда-то вклеил регламент, а также переписал несколько принципов управления и список моральных правил, обязательных для соблюдения при любых обстоятельствах, какими бы изощренными ни были переносимые пытки. Он тщательно перечитывал тексты, которые знал наизусть. Затем на ощупь проверял, хорошо ли держится прическа. С улицы проникали городские звуки, неясный гул, выхлопы мотоциклов, крики лоточников. Внешняя суета напоминала, что мы находимся не в удалении от мира, а в самом сердце действительности. Воздух в помещении был влажный, теплый, вызывающий удушье и потоотделение. Понимая, что надлежащее проведение собрания держится на нем, Горгил Чопал принимал непринужденный вид, демонстрируя, что он не будет возмущаться, если опоздавшие толкнут дверь и займут свои места, мешая присутствующим. На самом деле, он испытывал явное беспокойство, которое ощущаешь всякий раз, когда знаешь, что придется выступать публично.

Затем он объявлял собрание открытым.

Обычно после этого Горгил Чопал проводил перекличку. Он ссылался на нестыковки во времени, извинялся за то, что начинает, хотя большинство членов, судя по всему, где-то задерживаются, четко читал одну-две страницы из тетради, предпочтительно посвященные правилам поведения под пытками и даже при простом допросе. Затем ждал, как отреагирует публика. Он предоставлял ей добрую четверть часа, чтобы она могла высказаться со всей откровенностью. После чего, когда уже не было ни вопросов, ни замечаний, закрывал собрание. Часто, дабы поблагодарить присутствующих за внимание, он утирал струйку смазочного масла, которая ползла по лбу, и пел песню о любви в духе Джимми Горбарани.

Часто, дабы поблагодарить присутствующих за внимание, я очень медленно утирал струйку смазочного масла, которая ползла по моему лбу, и вставал. Я откашливался в кулак, чтобы удалить избыток слюны и унять волнение. Не тушуясь, смотрел на публику, щелкал пальцами, чтобы задать ритм, а потом, почти всегда смежив веки, пел песню о любви в духе Джимми Горбарани.

Грузовик притормозил и остановился перед постоялым двором.

Заведение находилось на отшибе. За тысячу восемьсот метров до этого большой деревянный щит объявлял о его существовании и информировал, что там «путники могут подкрепиться», но припарковавшись во дворе, путники оказывались перед одноэтажным зданием, лишенным каких-либо коммерческих обозначений. Поскольку в этой огромной пыльной долине не было никаких других строений, то сомневаться в том, что произошла ошибка, не приходилось. Но все равно хотелось увидеть какую-нибудь вывеску, название заведения, намалеванное над дверью, что-нибудь гостеприимное, хоть как-то приветствующее возможных посетителей, перед тем как они сядут за стол.