Н. Келби - Белые трюфели зимой

Эскофье стоял в своей маленькой кухне по-прежнему в брюках со штрипками и в рубашке с белоснежными манжетами и взбивал сахар в пену.

— Это Baisers de Vierge.

— Vierge? Девственницы?

— Ну да. «Поцелуи Девы».

Под вуалью из сахарных нитей двойные ракушки меренг, заботливо приготовленных pâtissier, были уже наполнены кремом, благоухавшим таитянской ванилью. Меренги с кремом были похожи на две идеальной формы груди, украшенные засахаренными лепестками белых роз и дикими фиалками.

— Это ведь для Сары, верно?

Эскофье покраснел.

Роза обняла его за плечи.

— Ничего, все в порядке. И они прекрасны — это же ясно как день. И я из-за этого не стану любить тебя меньше, дорогуша. Не беспокойся. Со мной ведь такое не впервые случается, знаешь ли.

Но на следующий день, идя к мессе, Эскофье Розу в парке не встретил. Он некоторое время послонялся там, притворяясь, будто любуется няньками, толкающими перед собой детские коляски под золотистым, уже почти осенним небом. Он ждал так долго, что пропустил и таинство исповеди — перед службой всегда предлагалось исповедаться — и проповедь в виде отрывка из Ветхого Завета или Евангелия и чуть не опоздал на таинство святого причащения. Уже и Господа попросили о заступничестве. Уже и вода превратилась в вино, а хлеб в Его плоть. Когда Эскофье наконец прибыл в собор Святого Павла, вся паства стояла на коленях.

«И не введи нас во искушение…» — слова «Отче наш» громом отозвались в душе Эскофье.

— Но избави нас от лукавого, — сказал он и, преклонив колена, занял свое место у мраморного алтаря. Темные витражи на окнах давали мало света, и ему был плохо виден Иисус на кресте и остальные святые, но Эскофье знал: все они там. Со своими невидящими глазами и зияющими ранами.

У него над головой на позолоченном потолке были изображены демоны и ангелы, глупцы и святые, и этот рай небесный поддерживали легкие, точно парящие, мраморные колонны.

— Аминь.

Пора было переходить к таинству причастия. Ряд за рядом паства заполнила приделы. Королева Виктория. Принц Эдуард. Леди Рэндольф Черчилль и ее странный заикающийся сын Уинстон. [105] Уинстон Черчилль (1874–1965) — премьер-министр Великобритании в 1940–1945 гг., затем в 1951–1955 гг. С 1908 г. неоднократно был министром, с начала 1920-х гг. — лидер консервативной партии. Был одним из инициаторов создания антигитлеровской коалиции. В годы Второй мировой войны стал символом выдержки британского народа. Когда скамья Эскофье стала пустеть, он заставил себя не отставать от других; иначе люди заметили бы и стали рассуждать о том, какой смертный грех запятнал его душу. Стали бы судачить, высказывать предположения, все портить.

Роза. Сара. Дельфина.

Нет, скандала Эскофье допустить не мог. Он встал, занял свое место в очереди и помолился о прощении, но понимал: никакого отпущения грехов быть не может. В этом отношении позиция церкви абсолютно ясна. Адюльтер — это смертный грех, он оскверняет божественную природу Христа. Он опоздал и не получил епитимью, и теперь он был нечист.

— Плоть и кровь, — сказал священник и положил ему на язык облатку.

— Святой отец, простите меня, — тихо сказал Эскофье, но тот его не расслышал за ревом органа, громоподобным, как шум крыльев Его ангелов, и звонкими голосами бледных мальчиков в белых одеяниях, исполнявших псалмы и ведущих за собой остальную паству. Псалмы во славу и похвалу тому позолоченному Богу, что живет в просторных залах из холодного мрамора, а не в тех крошечных чудесах, которые такой человек, как Эскофье, творит каждый день.

Облатка растаяла у него на языке. И была, как всегда, безвкусной.

Эскофье улыбнулся и подал Саре еще один маленький сладкий абрикос. Фрукты были разделены на половинки, сбрызнуты коньяком и сдобрены сахаром и маслом — по одному кружочку на каждую половинку, — а затем запечены, доведены до полной карамелизации и выложены на позолоченную тарелку. Абрикосы были еще теплые, но не горячие; Эскофье украсил их небольшой горкой крема «шантийи», пышного, взбитого с ванилью, а сверху положил еще и крошечный листочек двадцатичетырехкаратного золота.

Эти абрикосы были прелестны, но Сара, если честно, рассчитывала на тарелку куриного супа с лапшой. Ей хотелось чего-нибудь теплого, домашнего, успокаивающего. Она специально позвонила Эскофье в рабочий кабинет и потребовала, чтобы он приготовил ей что-нибудь простое. Но ведь это же, в конце концов, был Эскофье!