Сейчас я перед зеркалом в гримерной и, пока глаза не начинают слезиться и не мутнеет взгляд, увлеченно разглядываю горящие по краю лампочки. Приходит мой политик, за ним толпа подхалимов. Подхалимы везде одинаковые – все какие-то бесцветные. Что там говорить, и политики тоже. Прежде чем сесть в кожаное кресло, политик здоровается со мной, даже протягивает руку, демонстрируя свою близость к народу. Едва устроившись в кресле, он поднимает указательный палец, останавливая меня жестом.
– Как можно меньше касаться головы. Только я сам понимаю свои волосы и прическу, – властно приказывает он. – Заранее благодарю.
Я открываю свой инструментарий красоты и подготавливаюсь к макияжу протокольной рожи. Сначала очищаю лицо салфеткой для попок новорожденных, промокнув ею воспаленную и лоснящуюся кожу, и убираю шелушение. Потом втираю увлажняющий крем. От крыльев носа исходит вонь табака «Монтекристо номер девять» – я могу различить марку табака по запаху, недаром же я дочь работника табачной промышленности. Я отрезаю кусочек белой губки и набираю немного крема-основы.
– Как можно естественней, пожалуйста, – снова постановляет политик. – Я попросил, чтобы именно вы работали со мной, потому что к вам уже обращался один мой коллега. Весьма уважаемый человек, он считает, что вы превосходно владеете профессией. Когда я упомянул, что меня пригласили на этот канал, он тут же достал записную книжку и нашел ваше имя. Он говорит, что на следующий день после съемок программы все к нему подходили и сыпали комплиментами – так молодо и свежо он выглядел. Он тотчас разузнал на канале ваши координаты, чтобы при случае быстро вас найти. Вероятно, ваша профессия нелегка и утомительна, но видно, что она вам нравится.
– Это моя обязанность. Я профессиональный фотограф, правда, в прошлом, – дала я маху, нельзя было это говорить, теперь будет трудновато сделать его снимок, о котором меня просила Шарлин. – Не беспокойтесь, я использую полупрозрачную основу.
– Прозрачную? Но не кажется ли вам, что я несколько бледноват. Возможно, если добавить немного оттенка, то хуже не будет. Когда я сказал «естественней», я имел в виду загар. Обыкновенный загар, – делает он мне внушение.
– Как пожелаете, сеньор, – я чуть не сказала «ваше величество».
– Нет, ни в коем случае, вы лучше знаете все тонкости, просто я ни за что на свете не хотел бы выглядеть уставшим или больным какой-либо неизлечимой болезнью. Уберите синяки под глазами, не забывайте, что я мало сплю, работая над документами.
Он сказал мне «документами», как будто я его секретарша и не должна об этом забывать.
Самое худшее, к чему должен привыкнуть специалист по эстетике, это отвращение. А я так тем более, никогда мне не приучить свои пальцы к угрям с жирными белыми головками, образующимся от несоразмерного питания – много ветчины, копченой колбасы, жареной картошки и мороженого. А чего стоят прикосновения к волоскам и бородавкам. Одни лица гладкие, как яйцо, другие похожи на кратеры. Без сомнения, я предпочитаю гримировать женщин, хотя, конечно, женщины считают, будто лучше знают, что им подойдет, и потому выглядят довольно глупо, но, по крайней мере, они в своем подавляющем большинстве более опрятны, хотя и близоруки, как я, и не замечают черных угрей, а они-то вместе с крупными порами, забитыми грязью, прежде всего и вызывают отвращение. А вот морщины мне нравятся: меня привлекают рожи, похожие на города, в которых есть автострады, авениды, аэропорты, бухты. Бывало, я приходила в восторг от работы со щеками, схожими с кожурой апельсина. Вот и у этого моего политика красивый лоб, по которому пробегают шесть бороздок, параллельных краю поросшего бурьяном пустыря, ограничивающего город. Эти заросшие пустыри, думаю я, его полуседые волосы. И, размышляя так, я вдруг слышу храп – должно быть, я слишком увлеклась массированием висков, – из полуоткрытого рта вытекла тонкая, не толще нити для штопки, струйка слюны. Я промахиваю ее салфеткой для нежных попок младенцев, он просыпается, извиняется, слишком часто моргая и разрушая проступившей слезой матовый слой пудры «Ланком». Такое бывает с подобной клиентурой: пока ты их гримируешь, они либо засыпают, либо начинают потеть. Я должна заретушировать издержки – так мы называем подобные огрехи, – прежде чем снова приняться за реставрацию национального достояния.
– Не облизывайте губы, пожалуйста. Я положу на них цвет, соответствующий натуральному.
Читать дальше