Леонид Леонов - Пирамида. Т.1

На исходе девятого часа Никанор с полушубком в руках, издавая угрожающее гуденье и сам словно взорвавшийся, ринулся на крыльцо с прямым направлением на московский цирк. Уже не менее двух недель по городу пестрели узкие, тревожно черные афишные наклейки с одним лишь словом под красной стрелой — Бамба. Незадолго до катастрофы загадочный наставник, шуруя что-то в ящике своего деканского стола, ироническим намеком — на какие, дескать, вершины, восходит наш с вами запредельный артист, раскрыл оцепеневшему Никанору этот, всех с ума сводивший псевдоним. Простейшая логика вела к спасительной цели — при всей своей учености студент в простоте душевной полагал, что советская власть помилует домик со ставнями, если милльон отступного выложить к ее ногам... Однако для успеха требовалось застать ангела в цирке до конца представления, для чего, в свою очередь, приходилось в рекордно короткий срок совершить поистине героический бросок через весь город вопреки не только светофорам, графикам или правилам перехода улицы, но и физическим законам перемещенья тел. Несмотря на такую перегрузку, ему посчастливилось в дороге подобрать оправдательный предлог своего визита к лицу, идеологически неправомерному, и в том состоял компромисс с совестью, чтобы признать в ангеле неизученную разновидность порхающего по вселенной, разумного мотылька, способного осветить для науки кое-какие темные проблемы звездной баллистики, того-сего, но пуще всего интересовала материя как таковая, а именно — если количество ее постоянно, то сколько в общей наличности, если же убавляется — то куда, а прибавляется — откуда? Диалектический подход к такому визиту несколько смягчал в Никаноре угрызения совести, примирял в нем прогрессивного мыслителя и собственно человека с его сердечными слабостями. Хотя дымковский номер занимал лишь вторую, гораздо меньшую часть программы, вся артистическая тройка Бамба к тому времени уже находилась в цирке. Юлия потому и прервала свою изысканную римскую забаву над Сорокиным с его жестяной таратайкой, что по пути обещалась заехать на квартиру за отцом, научно пояснительное антре которого предшествовало номеру короля иллюзионистов, — старик же, верный традициям великого Джузеппе, требовал от партнеров быть на месте задолго до начала, и сам отказывался от послаблений и скидок на собственные многочисленные немощи. По шумной молве, хотя и без газетных извещений почему-то, молодые обитатели домика со ставнями и раньше догадывались о необычайной карьере старого знакомца, но лишь теперь, в непосредственной близости, Никанору предстояло оценить масштаб той выдающейся, если не генеральной сенсации века.

В утвержденье евангельской истины и в опроверженье некоторых иных можно было наглядно убедиться, что людская потребность в чуде ничуть не слабее их нужды в коренных благах с хлебом во главе. Наиболее сообразительные современники, московские старожилы в особенности, смущенные необъяснимой поблажкой властей, разрешавших триумфальное поклонение частному лицу, не члену партии к тому же, высказывали предположенье, что под маской мнимого чародея скрывается опытный, в чине полковника, деятель тайного сыска, имеющий порученье, на манер знаменитых китайских ста цветов, выявить наиболее закоренелых мистиков для крупнейшей гекатомбы в честь одного назревавшего тогда юбилея. Разумеется, остренький тот слушок надлежало рассматривать лишь как форму подпольного злословия, однако само по себе небывалое, на фоне тогдашних идеологических строгостей, дозволение аттракциону Бамба быть выдавало какую-то хитроумную правительственную акцию. Во всяком случае от социальных психологов постоянного наблюдения не могло ускользнуть исключительное его воздействие на широкую публику, выражавшееся прежде всего в полном отсутствии ожидаемых оваций подозрительному фокуснику, даже обыкновенных аплодисментов — не потому ли, что иным вещам не рукоплещут. Правда, дымковские выступления проходили пока без нарушения порядка, но, видимо, на всякий случай старенькая цирковая ротонда, где протекали гастроли, каждый вечер и за несколько кварталов оцеплялась конной милицией с отменой транспортного движения в прилежащем районе. Все тесноватое пространство кругом, сквозь бульвар прорастая в соседние переулки, заполняла, пока извивалась, безмолвная, продрогшая, давешним снежком припорошенная толпа... Время от времени непримирившиеся фанатики предпринимали с нижних ступенек очередной, напрасный нажим, и опять все затихало. Давно погасли прожектора на куполе, рекламные щиты по сторонам, но сборище не расходилось. Только зажженных свечей не хватало для сравнения его с пасхальным наплывом окрестного населения, когда далеко за ограду обступают до отказа забитый храм — настороженном чаянии услышать дальний возглас благовестия, клочок ликующего напева.