Ганс Носсак - Избранное

Превращение коммерсанта в писателя, так же как и превращение писателя в коммерсанта, встречается не столь часто. Эта необычная ситуация наложила, надо думать, отпечаток на творчество Носсака. «Искусство» и «коммерция», «высокий дух» и «низкая житейская практика» будут двумя полюсами его художественного мира.

Говоря формально, Носсак принадлежит к первому поколению западногерманских писателей; он выступил тогда же, когда входили в литературу Борхерт, Бёлль, Шнурре и другие молодые писатели послевоенных лет. Выпустив в свет в 1947 году сборник своеобразных стихов (к поэзии он позднее возвращался только от случая к случаю) и небольшой роман «Некийя» [12] «Некийя» — в переводе с греческого «жертвоприношение мертвым». Название книги Г. Э. Носсака восходит к «Одиссее» Гомера. с подзаголовком: «Отчет пережившего»,Г. Э. Носсак публикует в 1948 году свой первый сборник «Интервью со смертью». Один из рассказов этого сборника — «Гибель», — повествующий от первого лица в сухой, протокольной манере об уничтожении Гамбурга американской авиацией, помечен ноябрем 1943 года («С тех пор прошло три месяца, но, поскольку рассудок никогда не будет способен представить себе то, что тогда произошло, реальностью и найти для этого место в памяти, я боюсь, что происшедшее исчезнет как кошмарное сновидение»). Это — наиболее ранняя дата, поставленная самим Носсаком под его опубликованными произведениями (если не считать некоторых стихотворений и двух случайно сохранившихся пьес — «Каиново племя» и «Генеральная репетиция»).

Таким образом, мы можем в прямом смысле слова причислить Г. Э. Носсака к «литературе развалин», если воспользоваться самоопределением Г. Бёлля. Но он был старше «молодых» почти на два десятилетия, и жизненный путь его был иным. В частности — и это для немецкой литературы очень важная «частность», — его миновал фронтовой опыт и первой, и второй мировых войн. Герой «Гибели» наблюдает, как рушится Гамбург; он совсем близко от горящего города, но все же — благодаря случаю — в стороне. Эта биографическая деталь, перешедшая на страницы книги, помогает понять, почему трагедийность мироощущения носит у Носсака более умозрительный и одновременно более «вселенский» характер, чем у западногерманских писателей фронтового поколения.

За Носсаком утвердилась слава «немецкого экзистенциалиста», однако атеистического, «французского» толка; Сартр «открыл» его в 1947 году, напечатав «Гибель» и «Некийю» в своем журнале «Тан модерн», и тем самым способствовал популяризации и переводам его книг во Франции; критики на Западе часто сравнивают его с Сартром и Камю. Действительно, «Гибель» и «Некийя» трактовали вопросы жизни и смерти, свободы и выбора во многом в духе экзистенциалистской философии. В них есть и понятие «пограничной ситуации», и символ границы (река), и «Ничто» как смысл существования, и бог в образе нищего старика, роющегося в отбросах, и даже жирные мухи на развалинах Гамбурга, словно перелетевшие сюда из сартровской пьесы «Мухи», написанной и поставленной в оккупированном гитлеровцами Париже в том же 1943 году. Эти же идеи — весьма, надо сказать, доходчиво и временами по-популяризаторски упрощенно — Носсак в дальнейшем излагал в некоторых своих статьях и речах, с явным упором на мысль об исключительности «человека духа», его одиночестве среди «серой повседневности».

В первые послевоенные годы идеи экзистенциализма получили широкое распространение в Европе; особенно острым было их восприятие после поражения гитлеровской Германии, в условиях всеобщего хаоса и идейного краха. Отцы «философии существования» — и М. Хайдеггер и К. Ясперс — были в то время активными участниками общественной жизни. Немецкий перевод «Мух» Сартра вышел в свет в 1947 году с предисловием автора, в котором Сартр особо отмечал актуальность своей пьесы для Германии тех лет; он видел ее прежде всего в идее свободы, как она воплощена в его «экзистенциалистском» герое Оресте. Популярности сартровских идей много послужила и постановка «Мух» в театре Дюссельдорфа, осуществленная известным артистом и режиссером Грюндгенсом, а затем спектакль в Западном Берлине.

В то время в Германии, которой предстояло в условиях катастрофического падения выбрать свой путь, идеологическая жизнь представляла собой пеструю и сложную картину, в том числе она была ареной столкновения марксизма и экзистенциализма разных оттенков. Литература будущей ГДР сохранила немало следов этой острой идейной полемики, за которой стояла проблема будущего немецкого народа, свидетельством чего может служить хотя бы роман М. В. Шульца «Мы не пыль на ветру», где полемика с экзистенциализмом вынесена уже в название.