Елена Колина - Предпоследняя правда

Бедный, бедный папа… Англичанину — он придет за ответом послезавтра — передать на словах от себя: Давид Кутельман жив, есть сын, внучка Таня, но поддерживать отношения невозможно. Подчеркнуть, что это не отец отказался — это его, только его решение, и ответственность на нем. Пусть Ида простит.

…Фразу «Я стыжусь, значит, существую» придумал не Кутельман, это была фраза Владимира Соловьева, русского философа, который послужил прообразом Алеши Карамазова и на смертном одре молился за евреев и читал псалом на иврите. Кутельман о запрещенном философе Соловьеве даже не слышал, а про стыд просто совпало, — совестливые оба.

За чаем, все вместе, вчетвером, обсуждали, как достать билеты на премьеру «Мольера» в БДТ, — Фира с Фаиной встанут в очередь за билетами вечером, а ночью Илья с Эмкой будут стоять в очереди посменно, полночи Эмка, полночи Илья. «Я могу всю ночь…» — азартно предложил Илья, но все одновременно покачали головами, — нет. Потом вдруг Фира выскочила из-за стола, бросилась за шкаф и вернулась в новом пальто и покрутилась перед столом под восторженные возгласы мужчин и Фаинино «Я тоже такое хочу, дай померить!». Потом Фаина примерила пальто, Фира спрятала пальто в шкаф, закрывая шкаф, нежно погладила рукав и принесла пирог с капустой, потом обсуждали повесть Искандера в «Новом мире». «Сандро из Чегема», потом фильм «Калина красная». Можно ли поверить в то, что вор-рецидивист изменит свою жизнь под влиянием любви простой хорошей женщины, и вообще, имеет ли смысл надеяться на то, что возможно изменить, перевоспитать взрослого человека, — Фира одна была за перевоспитание и спорила со всеми так яростно, как будто не о фильме, а о себе, и потом опять позвонили в дверь.

— Три звонка. Это уже к нам, — Фира побежала открывать, вернулась, давясь смехом. — Опять близнецы. Теперь за Таней приходили. Упорные!.. Открываю дверь, стоят, — а Таня выйдет?..

Таня вскочила, счастливая, уже готовая убежать, отставила торт, на ходу спросила:

— Мама, тетя Фира, можно мне гулять?

— Нельзя. Сиди и ешь котлету, — неожиданно резко ответил Илья, и Таня удивленно переспросила:

— Котлету? Я уже торт ем. — И заныла: — Ну мо-ожно гуля-ать? Нет, ну мо-ожно? — ныла Таня, послушно доедая торт, она так мечтала, чтобы близнецы ее заметили, и они заметили! Почему нельзя?! Дядя Илюша никогда не вмешивался в детские дела. Тем более вот так — сиди и ешь торт, какая ему разница, кто что ест.

— Это знакомство никому не нужно, — отрезал Илья.

Таня чуть не подавилась тортом. И взрослые посмотрели на него удивленно, и Лева — обычно его папе хватает нескольких минут, чтобы подружиться, в отпуске на пляже, с соседями по даче, он может подружиться даже на троллейбусной остановке. Почему он не хочет, чтобы они дружили с близнецами?

— Мне нравится играть с Аленой-Аришей, они командуют, а я могу с ними играть и думать, — примирительно сказал Лева, и все растроганно заулыбались, — умница, играет, а сам думает… Все, кроме Фиры: все Левой командуют, Лева всегда уступает. Нежный, чувствительный ребенок — как он будет жить? Он же пропадет в этом мире!

— Чтобы я тебя, Лева, и тебя, Таня, рядом с ними не видел! — сердито сказал Илья.

— Папа, почему? — удивился Лева.

Почему-почему… Илья пожал плечами, запел: «Ах, не шейте вы ливреи, евреи, не ходить вам в камергерах, евреи…» …Как объяснить ребенку, что близнецам дома скажут: «С Левой Резником можете дружить в школе, а домой к нему ходить не нужно».

Как объяснить ребенку, что партийным начальникам общаться с евреями не то чтобы нельзя, — официальных распоряжений, конечно, нет, но сами начальники знают, — им с евреями НЕЛЬЗЯ. Как объяснить, что если начальники и испытывают к евреям интерес, то не к Резникам из коммуналки, а к таким, как доктор наук Кутельман. Чуть презрительный интерес к забавному существу другой породы. Ведь еврею столько всего нельзя, нельзя, к примеру, стать секретарем райкома. С другой стороны, ему столько всего нельзя, а он пробился в науку, умный, хоть и второго сорта человек…

— Ну, просто вы, дети, должны понимать, что они — это они, а мы — это мы, — неуверенно продолжал Илья. Черт, зачем он в это ввязался?.. — Вы должны понимать, что мы евреи…

— Нет! — вскричала Фира и даже пристукнула рукой по столу. — Нет!

— Что, мы не евреи? — дурашливо осведомился Илья. — Хорошо, как скажешь. Дети, вы зулусы.

— Я не зулус и не еврей, я аид, — сказал Лева.

Илья ехидно улыбнулся, как человек, нежданно получивший весомую поддержку.