Андрей Кивинов - Петербург - нуар. Рассказы

— Она сидела внутри, пока я работал. Все время… А всего лишь потребовалась пара лент скотча. Я люблю создавать из ничего.

С этими словами К. обводит руками комнату, будто каждый предмет в ней должен подтвердить справедливость его слов.

— Девушки торчат от К., — говорит С.

— Ты отлично сложен и выглядишь максимум лет на двадцать пять.

Разговор заходит о «Портрете Дориана Грея». К. выходит из комнаты, но почти сразу возвращается.

— Вот. Не выбрасываю только из-за обложки.

Он трясет в воздухе потрепанной книгой. На мягкой, желтого цвета обложке белый профиль Уайльда. Книга переходит из рук в руки.

— Про такие маленькие приятности я и говорю.

Книга ложится на столярный столик рядом с пистолем.

К. берет с полки пакетик, распечатывает его, высыпает на стол белый порошок, делит на три части и уходит на кухню. Сидим, боимся сдуть порошок.

Шельма забирается на диван и укладывается рядом с рукой. Принимается лизать. Шершавый язык проходится вверх и вниз по руке. Прикрываю глаза. Чувствую язык с тысячью выпуклостей на нем. Открываю глаза.

— Шельма, хорош.

Собака останавливается, смотрит на распростертое в кресле тело и продолжает ходить языком туда-сюда. Не неприятно, хорошо. Шершаво. Мы с С. лениво посмеиваемся.

Возвращается К. В руках кружки с кофе. Сбрасывает дорожки поочередно в каждую кружку.

— Господа, кофе готов.

Кладу три ложки сахара.

К. встает, расхаживает по комнате, пытается создать композицию из манекена, сердца на стене и пустой барочной рамы, повешенной на одну из ручек шкафа. Потом вновь уходит, возвращается с канделябром на семь свечей. Ставит его на столярный столик в угол перед зеркалом. Выключает верхний свет.

Шельма не останавливается ни на секунду.

— Дай ты ей отдохнуть, — говорит С.

— Она сама. Я же не заставляю.

— Ты руку убери.

От собаки идет тепло. Руку не двигаю.

— Ну как вам, хорошо? — К. отвлекается от своего занятия.

Киваем.

— А то самому бывает не по себе, когда гостям плохо.

Медленно тянем кофе. Два часа ночи. Пора ЛСД показать себя.

— Я знаю, что вам нужно, — говорит К. и уходит.

— Ну как ты? — спрашиваю С.

— Ничего, уже чувствую. Со свечами К. здорово придумал.

Пламя свечей дробится, как только я пытаюсь сосредоточить свое внимание на нем.

Обсуждаем, какой фильм поставить.

— «Бараку» видел? — спрашивает С.

— Обаму?

— Нет.

— Тогда нет.

С. роется в Интернете, находит, читает описание.

Слушай, — говорю. — Похоже на один фильм, который давно хотел посмотреть. Не помню название. На «К» начинается.

Ищем. Через режиссера «Бараки» выходим на «Койяанискаци».

— Это он.

Читаем про 35 тысяч метров пленки, потраченной на фильм.

Возвращается К.

— Вот, это для вас сейчас в самый раз.

На столе появляются две розетки, наполненные белой массой.

— Что это?

— Фруктики, мороженое. Коктейльчик.

Пробуем, мягкий сладкий вкус, плавно перетекающий в желудок.

— С., давай-ка сюда Александра Сергеевича.

С. залезает с ногами на диван, поднимает бюст Пушкина.

— Почувствуй силу искусства, — говорит.

Беру бюст, он и правда тяжелый. Передаю К.

К. ставит Пушкина на столярный столик, приступает к белому поэту, чтобы получился цветной. С. включает «Койяанискаци». Едим фруктовый коктейль, пьем заправленный кофе. Шельма наконец успокаивается и засыпает.

Койяа-нискаци, койяа-нискаци, — повторяет голос на фоне торжественно траурной музыки и облаков огня.

Через минуту понимаешь, что это в замедленной съемке взмывает в воздух ракета. Это начало. Время течет быстро и незаметно. Часы проваливаются, оставляя на поверхности после себя лишь минуты. «Койяа-нискаци» эхом проходит через весь фильм. Финальные кадры. Ракета идет ввысь. Та же торжественно-траурная музыка Гласса. Что-то идет не так, музыка только усиливает это ощущение. Поток воздуха обтекает корпус ракеты белой струей. Секунда, и взрыв. Камера следит за падением обломков. Выделяет один. Он падает, вращаясь и догорая. На секунду кажется, будто это кресло астронавта. Но нет, это часть ракетного двигателя. Она медленно, кружась в последнем танце, опускается на землю.

— Все бессмысленно и бесполезно, цитирую Муджуса.

К. садится за компьютер, ищет цветные изображения Пушкина. За время фильма у бюста на столике появились черные курчавые волосы.

Регистрирую изменения. Цвета углубились. Пошла рябь на границе зрения.

Думаю про тесты Кизи и проказников. Отставляю розетку с фруктовым коктейлем в сторону. С. доедает до конца.