Мо Янь - Страна вина

Видимо, ей не суждено было стать известным специалистом по приготовлению ласточкиных гнезд. Всякий раз, когда она чистила их иголкой от примесей, перед глазами вставали терзающие сердце и волнующие душу картины. Каждое гнездо она готовила с безграничным уважением и тщанием, зная, какие за этим кроются мучения, кровь и слезы — и людей, и ласточек. Так она и приобрела бесценный опыт приготовления ласточкиных гнезд. Но связь между гнездами и человеческими мозгами не давала ей покоя. Избавилась она от всех этих переживаний лишь после того, как в Цзюго достигли необычайных высот в кулинарии — стали готовить «мясных» детей.

— В девяностые годы спрос на ласточкины гнезда в материковом Китае резко возрос, — с глубокой озабоченностью сообщила теща, — а промысел этот на юге страны почти сошел на нет. Теперь сборщики гнезд берут с собой в пещеры современные гидравлические подъемники и автономные источники электроэнергии. Люди могут легко, без какой-либо опасности для себя не только срезать гнезда, но и убивать при этом ласточек. По сути дела, в Китае ласточкиных гнезд уже не осталось и собирать больше нечего. Поэтому, чтобы удовлетворить имеющиеся потребности, приходится в огромных количествах ввозить гнезда из стран Юго-Восточной Азии. Цены взлетели просто фантастически. В Гонконге гнезда стоят две с половиной тысячи американских долларов за килограмм, и цена продолжает расти. Это вызвало настоящую лихорадку среди сборщиков в других странах. В свое время отец с братьями собирали гнезда лишь раз в год. А в Таиланде их теперь собирают четыре раза в год. Пройдет еще лет двадцать, и дети уже не будут знать, что это за блюдо такое, — заключила она, доедая свой суп.

— Вообще-то и сегодня суп из ласточкиных гнезд пробовали не более тысячи китайских детей, — возразил я. — Есть эта штука или нет — народу абсолютно все равно. Так стоит ли переживать!

Уважаемый брат Идоу!

Твой рассказ и письмо получил.

«Ласточкины гнезда» заставили меня призадуматься. Когда я был маленьким, отец рассказывал, что на столе у богачей бывают такие деликатесы, как верблюжье копыто, медвежья лапа, мозг обезьяны, ласточкины гнезда и тому подобное. Верблюда я видел, и не сомневаюсь, что его большие, мясистые копыта неплохи на вкус, хотя есть их не приходилось. Правда, в детстве довелось отведать лошадиное копыто. Его принес домой старший брат, тайком отрезав у павшей лошади, была у них в производственной бригаде. Ни о каком прославленном шеф-поваре речь, конечно, не шла, мать просто долго разваривала его в подсоленной воде. Мяса получилось немного, но бульон был — не передать! До сих пор помню. Когда встречаемся с братьями дома на Новый год, всегда вспоминаем о нем, его восхитительный вкус будто и сейчас на языке. То был тысяча девятьсот шестидесятый год, самое трудное время, [175] В 1959–1961 гг. в Китае свирепствовал голод, вызванный неурожаем, засухой, а также последствиями политики «большого скачка», призванной резко увеличить объем промышленного производства. поэтому такое событие забыть невозможно. Ну а что касается медвежьей лапы, то пару лет назад один промышленник пригласил меня на обед, и когда внесли последнее блюдо — на тарелке лежало что-то абсолютно черное, — он с важным видом объявил: «Медвежья лапа, только что прямо из Хэйлунцзяна [176] Хэйлунцзян — провинция на севере Китая. доставили». Заинтригованный, я тут же подцепил палочками кусочек, отправил в рот и стал неторопливо жевать, пытаясь понять вкус. Это было что-то вязкое и клейкое, без особого аромата, но и не противное, вроде вареных свиных ножек. Подумал я так про себя, а вслух не переставал нахваливать — какой, мол, чудесный вкус. Хозяин попробовал сам и заявил, что набухло не так, как надо. А потом стал костерить шеф-повара. Я понятия не имел, что значит «набухло», но спрашивать было неудобно. Потом, в Пекине, поинтересовался у приятеля, работавшего в ресторане, что надо понимать под этим «набухло». Тот сказал, что я ел сушеную медвежью лапу, а ее сначала надо замочить. Если лапа свежак, этого не требуется, но и ее готовить — дело непростое. Нужно выкопать в земле ямку, насыпать извести, положить в нее лапу, известью же укрыть сверху и спрыскивать теплой водой, пока не начнется реакция с выделением тепла, — только так можно удалить с лапы жесткие волоски. По его словам, для приготовления медвежьей лапы нужно время и терпение: чем дольше она тушится, тем вкуснее. А это значит, что, если планируешь подать ее на ужин, готовить нужно начинать на рассвете. В общем, хлопот не оберешься. Помню, отец рассказывал, что зимой медведи не едят и, чтобы заглушить чувство голода, лижут лапу, поэтому она так и ценится. По-моему, это ерунда. Или взять блюдо «мозг обезьяны». Я думал, это действительно мозг обезьяны. Но потом мне сказали, что это древесные грибы [177] «Мозг обезьяны» — одно из названий гриба ежевика. такие. Саму эту штуку я не ел, а вот желудочные пилюли из грибов с таким названием принимал, и немало. А недавно в поезде познакомился со специалистом с фармацевтической фабрики. Та поведала, как производят эти пилюли в таком огромном количестве. К «мозгу обезьяны» примешивают другие древесные грибы и еще добавляют обычные, сушеные. Я был поражен: вот уж не думал, что и с лекарствами так химичат. Если даже перед подделкой лекарств не останавливаются, то что вообще осталось настоящего? И наконец, что хочу сказать об этих ужасных ласточкиных гнездах. Я никогда их не видел и не ел. В романе «Сон в красном тереме», помню, при приступах чахотки Линь Дайюй то и дело ест суп из ласточкиных гнезд, так что, надо полагать, штука неплохая, но простому человеку не по карману. Но что это настолько дорого, и в голову не приходило. Можно полжизни горбатиться, и на несколько цзиней не заработаешь. После твоего рассказа ни за что не стану есть ласточкины гнезда: во-первых, потому что дорого, а во-вторых, потому что с ними связано столько жестокости. Я не из лицемерных противников добычи ласточкиных гнезд, но как вспомнишь, что они строят их слюной и кровью, сразу становится не по себе. Моя позиция примерно та же, что и у этой жены из твоего рассказа. Сомневаюсь, что ласточкины гнезда обладают какими-то невероятными свойствами, о которых твердит теща. В Гонконге они очень популярны, но посмотри, кто там ходит по улицам: каждый встречный — коротышка с заострившейся мордочкой и впалыми щеками. Мы, шаньдунцы, едим картофельные оладьи с зеленым луком, так ведь и ростом вымахиваем будь здоров, и красавиц на улицах, может, не толпы, но одну-другую встретишь где угодно. Отсюда вывод: пищевая ценность этих деликатесов и рядом не стояла с жареной картошкой. Ну не глупость ли — тратить столько денег, чтобы есть такую грязь? А вот то, с какой жестокостью уничтожаются домики саланган, — это уже не просто глупость. За последние годы, а особенно после прочтения твоего рассказа, я понял: в том, что касается еды, мы, китайцы, превзошли даже самих себя. Стоит ли говорить, что большинство из тех, у кого есть возможность лакомиться чем-то экзотическим, платят за это не из своего кармана, в то время как простому народу в основном только и надо хоть чем-то живот набить. Мы живем во времена, когда вокруг высятся горы мяса и текут реки вина, и чиновники, которых ты описываешь в своих рассказах, уже превзошли по-дамски изнеженного сычуаньского помещика-деспота Лю Вэньцая, [178] Лю Вэньцай (1887–1949) — крупный помещик и милитарист из пров. Сычуань. Прославился самодурством и жестоким обращением с крестьянами. Заставлял молодых женщин поить его грудным молоком. Популярный пример «классовой борьбы». который ел исключительно перепонки от утиных лап. Такие вещи уже стали явлением обыденным. Несколько лет назад в газетах еще проскальзывали заметки на эту тему, но они никого не волновали. Иногда карикатуры рисовали, а теперь даже этого нет.