Федор Московцев - Карибский кризис

…Но всё же я продолжал мыслить и что-то вспоминать, и был окружён точно чувственным океаном неисчислимого множества воспоминаний, мыслей, переживаний и надежд, которым предшествовало и за которыми следовало смутное и непреодолимое ожидание. И под конец подобное состояние так утомило меня, что всё начало путаться в моём воображении; я смотрел на освещенную фарами дорогу перед мчащимся автомобилем, стараясь сосредоточить внимание на какой-нибудь одной спасительной идее. Василий говорил, что прожил не одну жизнь, а несколько, ну так почему бы мне не завершить эту нынешнюю и не начать другую, ведь тем, в чём я живу сейчас, вовсе не ограничены мои возможности. Я видел, в теоретической и умозрительной перспективе, целую последовательность постепенных моих превращений. Неизменным было моё сопровождение — Таня.

Она представляла себе только одну возможность счастья, ту, которую она отдавала мне, одному лишь мне, и к которой остальное было лишь случайным дополнением. И даже теперь, когда возможность нашего совместного счастья исчезла, даже теперь этот юношеский разгон сильнейшего чувственного мироощущения доходил до меня мощным всплеском. Она помнит и любит меня — для меня это было так же очевидно, будто бы она была сейчас рядом со мной и говорила бы мне об этом.

В моей жизни было несколько вещей, которым я никогда не мог сопротивляться: это был предпринимательский зуд, страсть к организации новых бизнесов; это были непреодолимо притягивающие меня море и горы; это была ночная жизнь — нестихающее веселье ночных заведений; и это было, наконец, лицо Тани, которое неизменно — где бы я ни находился — появлялось передо мной, едва я закрывал глаза. Она долгое время занималась музыкой, и то, что она играла мне на пианино, когда я бывал у неё дома, наполняло мою душу неповторимым очарованием, которое бесконечно шло точно по звуковой музыкальной спирали и с каждым новым кругом проходило мимо тех же чувств, которые были задеты раньше и которые словно стремились следовать за удаляющейся, медленно улетающей мелодией. Нечто похожее, мне казалось, было в тех тонких деревьях, которые гнулись на ветру и всё точно пытались лететь за ним — когда бывает буря и когда всё, что не создано неподвижным, уносится непреодолимым движением воздуха. После этой музыки наступали минуты особенного, чувственного бессилия и беспредметного исступления, не похожего ни на что другое. После этого можно было совершить поступок, которого не следовало совершать, сказать слова, которых не нужно было говорить, и сделать какую-то неудержимо соблазнительную и непоправимую ошибку. И, возможно, если бы Таня не играла бы передо мной эту музыку, и не отдавала бы мне всю себя без остатка, то я бы вёл себя по-другому, умнее, и, возможно, всё было бы совсем иначе. Получается, что я слабый и несознательный человек, и мной нужно управлять. А я-то считал себя сильным и сознательным.

Глядя на ночную дорогу, я думал о смутно-тревожном смысле событий последних двух лет, размышлял о том немом и разрушительном потоке, который пересекал мой путь к успеху — и который нёс с собой всё усложняющиеся проблемы, и понял, что теперь буду видеть всё это иными глазами; и, как бы мне ни пришлось жить и что бы ни сулила мне судьба, всегда позади меня, как сожжённый и мёртвый мир, останется хаос чужих нерешённых проблем и неприятностей, мною причинённых (я вдруг почему-то решил, что свои неприятности я как-то смогу преодолеть).

Я амбивалентный тип, среднее между интро— и экстравертом. Есть люди, которые могут сосредоточиться, принимать решения и работать исключительно в одиночестве, есть другой тип — те, кому для принятия решения нужна компания, всестороннее обсуждение вопроса; я же попеременно действую то так, то этак. В эту ночь, двигаясь в трясущейся «девятке», я, отключившись от моих проблем, оказался вдруг окруженным смутным движением некоего воображаемого мира, которое неудержимо увлекло меня с собой и за которым я едва успевал следить. Это был зрительный и звуковой хаос, составленный из множества разнородных вещей, переплетение обрывков воспоминаний, предположений о том, как могли бы развиваться события, будь я немного поумнее, и просто мечтаний. Я пытался отогнать мысли о своих сложностях, следуя рецепту: отключись, отпусти проблемы, и нужное решение само придёт. И я попытался подумать о чём-то приятном — сначала беспредметно и созерцательно; потом в этом бесформенном движении мыслей стали появляться более определённые очертания, и я начал вспоминать, что было в это же время год назад. Теперь я еду, и ровно год назад, 27 апреля 2004 года, мчался по междугородней трассе. Сейчас, ослушавшись компаньонов, удираю в Волгоград, а тогда, во время согласованного с ними отпуска ехал на море вместе с Таней.