Джеймс Олдридж - Дело чести

— Офицеры у них, должно быть, наши, — извиняющимся тоном пробормотал высокий майор.

Квейль вскочил, сжав кулаки в карманах. Он вспомнил тот день, когда греков вели на расстрел за убийство своих офицеров. Ему захотелось рассказать об этом полковнику и майорам, напугать их и предупредить: «Лучше убирайтесь подобру-поздорову. Это дикая орда, которая перебила своих офицеров за то, что те плохо воевали».

В это время вернулся капитан. Он обратил внимание на Квейля, который стоял, держа руки в карманах. Он остановился и выразительно произнес:

— Странный народ.

Квейль поглядел на него и промолчал. Капитан заметил на куртке Квейля ленточку креста за летные боевые заслуги и тотчас почувствовал себя человеком второго сорта.

— Возвращаетесь на фронт? — спросил он Квейля.

Квейль, щурясь, продолжал смотреть на греков. Он рассеянно кивнул, не произнося ни слова. В какую-то долю секунды капитан уловил отношение Квейля к нему, смущенно повернулся и пошел к полковнику и майорам.

Квейль перевел взгляд на рельсы. В этот момент с противоположной платформы раздался возглас:

— Ола! Ола! Это вы?

Квейль поглядел в ту сторону, но увидел только толпу улыбающихся небритых людей, в шутку дерущихся и потешающихся над тщетными усилиями одного из них зашнуровать свои стоптанные ботинки.

Возглас повторился:

— Ола! Инглизи! Это вы? Да?

Квейль наконец увидел, кто кричит. Это был коренастый человек средних лет, грязный и небритый; он радостно улыбался Квейлю и махал ему бескозыркой. Квейль стал рыться в памяти, стараясь вспомнить, кто это может быть. Он неуверенно улыбнулся при виде этой помятой фигуры.

— Эй, инглизи! — кричал грек.

Он спрыгнул с платформы на рельсы, побежал по ним, спотыкаясь, и взобрался к Квейлю:

— Это я. Забыли? Да?

— Георгиос! — сразу вспомнил Квейль.

Это был австралийский грек из Ларисы, который пел тогда вместе с Вэйном.

— Как поживаете? — воскликнул Квейль.

Они принялись энергично трясти друг другу руки.

— Превосходно, превосходно, — ответил Георгиос.

Квейль улыбался. Ему было приятно, что грек узнал его. Он заметил, что полковник, майоры и капитан пристально смотрят, как он, смеясь, жмет Георгиосу руку. Квейлю вдруг стало весело.

— Вы теперь в греческой армии? — спросил он.

Георгиос кивнул, не переставая улыбаться:

— Я вступил в нее, когда немцы напали на нас.

— Но ведь вы австралийский гражданин? — заметил Квейль.

— Не все ли равно? А вы хорошо выглядите.

— Что вы здесь делаете?

— Приехали воевать дальше. Может быть, нас включат в английскую армию. У англичан хорошее обмундирование. А как кормят! Мы эвакуировались на Кипр. И были все время там.

Квейль засмеялся при виде жеста, с каким Георгиос произнес слово «кормят»: грек показал, как разбухает живот от еды, и, если не слышать его слов, этот жест мог показаться циничным. Как раз в этот момент по ступенькам поднялся английский офицер, явившийся с противоположной платформы. Он направился к полковнику, но, увидев беседующего с Квейлем Георгиоса, остановился. Ткнув его в плечо рукояткой своей хлопушки, он спросил:

— Что вы здесь делаете?

Изумленный неожиданным прикосновением, Георгиос резко обернулся. Он поглядел на офицера в упор, не поняв сразу, в чем дело.

— Вы из той части. Ступайте к себе, — сказал офицер.

Квейль окинул его взглядом. Георгиос переступил с ноги на ногу и непринужденно, с достоинством выпрямился.

— Оставьте его. Он никому не мешает, — сказал Квейль офицеру.

— Ему здесь нечего делать. С ними трудней, чем со стадом козлят.

— Я пришел поговорить с приятелем, — спокойно произнес Георгиос.

— Он вам не мешает? — спросил офицер Квейля.

— Мы с ним старые друзья, — ответил Квейль, все более раздражаясь.

Офицер растерялся. Он не знал, как к этому отнестись. Пристально взглянув на Квейля, он круто повернулся и пошел к полковнику.

— Мне очень неприятно, что так вышло, — обратился Квейль к Георгиосу. Он чувствовал потребность попросить у него извинения за эту грубость.

— Ничего, — ответил тот с улыбкой.

— Это один из ваших офицеров? — спросил Квейль.

— Да. Он привез нас с Кипра.

— Неприятный человек.

Георгиос пожал плечами.

— Они везде одинаковы. Другого мы от них и не ждем. — И, вспомнив, что Квейль тоже офицер, прибавил: — Прошу извинения.

— Ничего. Я о них такого же мнения.

— Пойду к себе, — сказал Георгиос. — Он прав. Мы очень недисциплинированны. Только он не умеет себя вести. Да нам-то все равно; лишь бы он не мешал нам, когда дело дойдет до боя. Ну, пойду.