Джеймс Олдридж - Не хочу, чтобы он умирал

— Нет. Меня стошнит. Как вы можете есть такую приторную дрянь?

— Что поделаешь — романская кровь!

— Вы и в самом деле наполовину итальянец?

— Да нет, если только норманны втихомолку не произошли от римлян.

— Видно ваши предки и были Les Quatres Mains Вильгельма Завоевателя?

— Наоборот. Мои предки были гугенотами. Род мой совсем не такой древний. По нашей семье можно изучать историю часового мастерства. Предки мои сбежали от Екатерины Медичи и передали свое умение англичанам. Только в последние сто лет моя семья чуть было не унизилась до коммерции. Но все-таки удержалась при настоящем деле.

— И Скотт, вы думаете, — вашего поля ягода?

— Несомненно.

— Он тоже из тех, кто всегда держится за настоящее дело?

— Безусловно.

— А я, по-вашему, хочу перетянуть его к тем, кто никогда не работает?

— Совершенно верно, — сказал он, посасывая ложечку. — Вот не думал, что вы разбираетесь в политике!

Люси подозвала сафраги и заказала масбут — турецкий кофе без сахара и сухой бисквит.

— Не желаете ли пирожное, госпожа?

— Нет, подайте мне сухой бисквит, понимаете — английский бисквит.

— Хадер, йа ситт [30], — поспешно ответил сафраги с такой счастливой улыбкой, словно Люси помогла ему найти истинное призвание в жизни. — Один ан-глий-ский бис-квит.

— Почему бы вам не съесть санде с фруктами и толчеными фисташками ассорти, чуть-чуть политый киршем? — спросил ее, заглянув в меню, Куотермейн.

— Потому что мне еще надо сегодня работать.

— Или bombes по-венециански с толченым ананасом и клубничным желе в сладком миндальном соусе и мараскине?

— Замолчите. Мне от одного вашего чтения становится тошно.

— А вид у вас даже чересчур здоровый! Словно вы только и делаете, что играете в теннис! Но это совсем неплохо. Да вы и сами знаете, что вам идет ваш здоровый вид.

— Подумать только! И вы умеете говорить комплименты… А почему бы нам не перетащить Скотта на свою сторону? Чем плохо, если он наконец займется своим делом? И будет делать его хорошо? И получит за это награду?

— Вот этого именно я и боюсь.

— Чего?

— Ваших наград. Признания. Его-то я больше всего ненавижу!

— Разве вы можете что-нибудь ненавидеть?

— Ненавижу самое слово «признание», — сказал он, принимаясь за вторую порцию миндального мороженого со сливками. — Признание — самое растленное понятие в современной английской речи.

— Ну вот, опять новая теория…

— Но совсем не новая практика, — с трудом произнес он, так как рот его был набит мороженым. Ел он аккуратно, потому что страшно боялся запачкать кончики усов. — Мы должны признавать возражения своих противников, признавать их самих, признавать чужую точку зрения… Бр-р-р! Как только эта зараза проникла в Англию, все погибло! Вы хотите забрать в свои лапы лучших наших людей? Стоит им додуматься до чего-нибудь невиданного, необычайного, для вас опасного, как вы сразу же — хлоп! — признаете их и перетаскиваете в свою среду.

— И вы предлагаете, чтобы я уберегла от этого Скотта?

— Да. Он нам нужен.

— Для чего?

— Не знаю. Настало время кому-то сказать «нет!» Вот и все.

— Пусть ваш Скотти попробует это сказать! Если сумеет…

— То-то и оно… Скотти не такой человек, чтобы вспыхнуть разом, как фейерверк. Он только еще начинает всерьез задавать себе вопросы. А вы пытаетесь им завладеть прежде, чем он нащупает на них ответ.

— Ай-ай-ай, как нехорошо!

— Бросьте! Вот вам ваш кофе и ваш английский бисквит. И не будем больше философствовать. Мне пора в Аббасию. Однако, не говоря о Скотте, у меня к вам только одна просьба: спасите остатки дорожно-топографического отряда, пока кровавый Черч не превратил нас в противотанковую роту, отряд противохимической обороны или еще что-нибудь, столь же бесполезное. Мне кажется, вам стоит поговорить с Уорреном. Или же заставить Скотти с ним поговорить. Вы ведь умеете к ним подойти, к этому генералу Уоррену и его компании.

— Разве Скотти не говорил вам, что они задумали?

— Он сказал, что они еще сами толком не знают.

— Да?

— А что они задумали?

— Почем я знаю?

— Наверно, все это знают, кроме меня и Скотти.

— Может быть. Но мне кажется, что теперь все зависит от Скотти.

— Что именно?

— Ваша судьба. И судьба дорожно-топографического отряда. Думаю, что его прикончат. Скотти, конечно, мог бы дать ему новую жизнь после того как убили Пикеринга, но он забыл обо всем, кроме своей ненависти к Черчу. А теперь уже поздно.