Грейс Макклин - Самая прекрасная земля на свете

— Правда? — спросила она. — А из чего?

— Из хлама, — ответила я и рассказала ей про Красу Земель.

Миссис Пирс сказала:

— И кто же такие эти человечки?

— Это мы с папой, — ответила я.

Раньше я этого не знала, а тут вдруг поняла, кто это. И сказала:

— Мы все там однажды окажемся. Когда на земле будет рай.

— Рай? — спросила миссис Пирс.

— Да. После Армагеддона.

Она сказала:

— Будет здорово, если ты как-нибудь расскажешь мне все это поподробнее, Джудит. По-моему, это очень интересно.

Все это утро мне было невероятно хорошо. Когда я закончила рисовать, мы с Анной пошли к раковине мыть кисти. Я споласкивала баночку и тут, обернувшись, увидела рядом Нила. Он сказал:

— Как там твое волшебство? — А потом почти прижал губы к моему уху. — Потому что без него тебе крышка.

Он повернулся, и при этом выбил баночку у меня из руки — желтоватая вода расплескалась по моей юбке и по колготкам.

— Ох. Прости, — сказал он. — Поскользнулся. — Нил ухмыльнулся. — А мне казалось, ты уже большая и не писаешься.

Нил вернулся на свое место. Я видела, как он толкнул локтями Ли и Гарета. Гарет сказал:

— А Джудит описалась, мисс.

Миссис Пирс подняла голову:

— Что случилось, Джудит?

Нил произнес одними губами:

— Я тебя убью.

Я снова посмотрела на миссис Пирс.

— Джудит? — сказала она.

Нил яростно махал руками, будто рубил что-то.

— Нил облил меня водой, — сказала я вдруг. Это оказалось очень просто.

Нил уставился на меня.

— Да, мисс, — сказала Анна. — Я это видела.

— Так-так, — сказала миссис Пирс ровным голосом. — Меня это почему-то даже не удивляет. Джудит, сходи в медкабинет, пусть тебе дадут переодеться. Нил, тебе явно чем-то не нравится Джудит. Чем именно? Можешь мне сказать?

Когда минут через двадцать я вернулась в класс, там было как-то странно. Я это поняла, как только закрыла дверь. Как будто в центре комнаты что-то появилось и никто не хочет на это смотреть. Миссис Пирс ходила по рядам между партами с жизнерадостным, сосредоточенным выражением лица, остальные сидели, склонившись над учебниками. Я села, и тут поняла, что в классе странно. Нила на его месте не было. Он сидел к нам спиной, за партой, стоящей у самой доски, которой там раньше не было.

Там он просидел до конца уроков, не шевельнувшись. Я все думала — чувствует ли он, что я на него смотрю, что остальные тоже поглядывают. Кажется, чувствовал; а еще — потому ли, что Нила как бы не было, или потому, что миссис Пирс явно вышла на тропу войны, в классе было необычайно тихо.

Когда закончился последний урок, миссис Пирс сказала:

— А куда это ты собрался, Нил Льюис? У нас с тобой есть еще одно дело, помнишь?

Плечи у Нила упали. Он сказал:

— Мисс, мне на бокс надо! Папа меня убьет, если я пропущу тренировку.

Миссис Пирс сказала:

— Очень жаль; ты бы подумал об этом до того, как ругаться в классе.

— Но, мисс!

— Никаких «но», — сказала миссис Пирс. — Доставай тетрадь.

Она подошла к доске и крупно написала мелом: «Я не буду употреблять бранные слова в классе у миссис Пирс».

Нил вытаращился на нее. Потом швырнул на пол свой пакет, плюхнулся на стул и шлепнул тетрадь на парту.

— Триста строк. И без единой ошибки, — донесся до меня голос миссис Пирс, когда я шла по коридору.

— У тебя такой вид, будто ты только что выиграла в лотерею, — сказала Сью, переводя меня через дорогу.

— Я выиграла кое-что получше, — ответила я.

До самого дома я бежала.

— Получилось! — говорила я, подпрыгивая и молотя в воздухе кулаками. — Получилось! Даже лучше, чем я думала!

— Как школа? — спросил папа, вернувшись с работы.

— Отлично! — ответила я.

Папа поднял брови.

— Чего только на свете не бывает, — сказал он.

В субботу вечером, когда я легла спать, снова раздался стук. Папа пошел разбираться, но, пока он шел до двери, мальчишки сбежали. К двери он ходил еще четыре раза, но они всякий раз скрывались. Я смотрела в окно. Когда почтовый ящик грохнул в шестой раз, папа вышел на улицу; Нил Льюис, Ли, Гарет и еще какие-то мальчишки стали кружить вокруг него на велосипедах.

Когда папа вернулся, я так и не услышала, чтобы он пошел спать, хотя ждала целую вечность. Мальчишки гремели палками по забору и швыряли камни в окна. Смеялись и выписывали круги на дороге.

— Почему это происходит, Господи? — спросила я; но Бог не ответил.

На следующий день, на собрании, папа переворачивал страницы Писания короткими рывками большого и указательного пальцев. Голова его была блестящей и жаркой, будто в ней скопилось слишком много крови. Дядя Стэн произнес речь о необходимости устраняться от мира. Он сказал, что братья, которые не участвуют в забастовке, достойны всяческой поддержки со стороны общины и еще что мы не должны давать денег на нужды бастующих. Он сказал: «Наш вожатый — Христос, не люди». Мы помолились за благополучие заводских рабочих, и Стэн сказал, нужно, мол, веровать в то, что Бог нам поможет, а бояться нельзя. Страх — это то же, что и вера, сказал он, только он притягивает не хорошие, а дурные вещи. «Испытывая страх, мы как бы молимся за то, за что молиться не следует», — сказал он.