Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Я оцепенела:

— Ты не можешь этого знать…

— Люди не меняются, — сказал он.

— Ты максималист?

— Послушай, с чего ты так взвилась? Только не говори, что я задел тебя за живое!

Я поднялась с матраса и начала одеваться:

— Ты всегда такой говнюк?

— А ты всегда так обижаешься на правду?

— Ты не правду говоришь, ты несешь бред и выдаешь его за правду.

— Я выражаю свое личное мнение.

— Да, ты прав, — сказала я, натягивая джинсы. — А хочешь знать мое личное мнение? Так вот: сейчас я думаю, что совершила чудовищную ошибку.

— Когда мы занимались сексом, в это трудно было поверить.

Я в упор посмотрела на него:

— Да, для тебя это был всего лишь секс.

— Хорошо, а для тебя что это было? Любовь?

Последнее слово он произнес с таким презрением, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я промолчала. Просто продолжала одеваться под его насмешливым взглядом.

Приведя себя в порядок, я сказала:

— А теперь мне надо идти за Джеффом.

— И…

— С удовольствием отвезу тебя сегодня вечером в Льюистон. Там есть автовокзал «Грейхаунд».

— Ты выгоняешь меня?

— Просто прошу уехать.

— Все из-за того, что я предложил тебе бежать со мной?

— Не в этом дело…

— Хорошо, значит, из-за того, что я имел наглость поставить под сомнение твои жизненные принципы… посчитал тебя достаточно интересным человеком, с которым можно попытаться связать свою жизнь. И что я получаю в ответ? Ты взрываешься, заявляешь, что я говнюк, и гонишь меня. Может, я этого заслуживаю, не спорю, потому что мой стиль — это вечная конфронтация. Но если речь идет о революционных изменениях — неважно, в политике или в личной жизни, — одно я знаю наверняка: иногда нужно крепко ударить, чтобы человек встряхнулся.

— Меня не надо встряхивать.

— А я считаю, что надо. Но послушай, мне кажется, я говорю тебе то, что ты сама себе говорила десятки раз, и поэтому ты бросаешься на меня как на проводника твоих же идей. Но прежде чем ты опять сорвешься, скажу, что тебе вовсе не обязательно везти меня в Льюистон. Я соберу свои вещи и отправлюсь автостопом. К тому времени, как ты вернешься, меня здесь уже не будет.

— Прекрасно, — сказала я и направилась к двери.

Уже у порога я вдруг остановилась и обернулась.

— Останься до утра, — попросила я.

— Зачем?

— Чтобы я могла подумать.

Спустившись вниз, я намеренно прошла мимо кабинета врача — проверить реакцию медсестры Басс. Она, как всегда, сидела за столом в приемной. Завидев меня, она подняла голову, сухо поприветствовала привычным кивком и снова уткнулась в «Ридерз дайджест». В ее лице не было и намека на то, что она что-то слышала, пока мы с Тоби были наверху. Я шла к ее дому, стараясь успокоиться, разобраться в вихре мыслей и страхов, который кружил мне голову. Конечно, я была полной дурой, что накинулась на Тоби, — ведь, по сути, он сказал правду. Я действительно чувствовала себя в западне. Чувствовала себя связанной по рукам и ногам. Чувствовала себя нелюбимой — и отчетливо сознавала, что только я одна виновата в том, что оказалась в том месте, где никогда не хотела бы оказаться. В то же время мне льстило, меня окрыляло сознание того, что Тобиас Джадсон — звезда радикального движения, кумир левых активисток — действительно хотел сбежать со мной. И он, похоже, искренне пытался убедить меня в необходимости этого шага. Как же он был прав, когда упрекал меня в том, что я самоуспокоилась. И как же мне хотелось поскорее оказаться с ним в постели… желательно, как только уснет Джефф.

Но… Но… Но… Голос разума — унылого и послушного — упорно шептал мне на ухо: будь осторожна, не надо рисковать. Предположим, ты сбежишь с этим парнем. Совершишь немыслимое — бросишь сына, оставив его с отцом, а сама будешь кочевать с ослепительным мистером Джадсоном… Он повсюду таскает тебя за собой. Ты знакомишься с его знаменитыми друзьями. Ты едешь в Вашингтон, встречаешься за ланчем с самим сенатором Макговерном. Потом Чикаго, где ты беседуешь о политике с Эбби Хоффманом [38] Эбби Хоффман (1936–1989) — американский левый активист, основатель международной партии молодежи. . Ты едешь в Нью-Йорк, в Колумбийский университет, где его почитают как бога — эдакий Джон Рид нашего времени. Вы останавливаетесь в отелях мотелях, ночуете на свободных койках в квартирах его друзей у вас секс каждую ночь, причем секс божественный, с оргазмами. Ты присутствуешь на его встречах с редактором «Рэмпартс» или Виктором Наватски из «Нейшн», для которых он пишет статьи. Ты на ланче, где он обсуждает идею своей книги с редактором «Гроув пресс». Родители одобряют твой выбор и не пилят за то, что бросила мужа и сына («Тебе давно пора было совершить что-нибудь экстремальное, — скажет мама. — Если честно, мне тоже следовало бросить вас с профессором, когда тебе было пять лет, я уже тогда знала, что вы испортите мне жизнь»). Тебе завидуют все женщины, которые приходят послушать Тоби (помимо всего прочего, он еще выступает с лекциями, ведь он блестящий оратор). Ты пытаешься блистать в лучах его славы, но втайне понимаешь, что ты всего лишь аппендикс. И каким бы классным ни был секс… какими бы интересными ни были люди, вас окружающие… тебя постоянно будет преследовать одна простая, но страшная мысль: ты не только оставила своего сына, ты предала его, и для него это не пройдет бесследно. Ты обманула его.