Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Но я уже получила официальные извинения от школы, и этого было достаточно. Да и возмездие Джадсону казалось справедливым. Однако, когда журналист из «Пресс геральд» задал мне вопрос, испытала ли я удовольствие от его падения (тем более что теперь он был безработным), я ответила, что нужно быть глубоко безнравственным человеком, чтобы наслаждаться крахом чужой карьеры, пусть далее этот человек причинил тебе огромную личную травму.

Неужели я и впрямь чувствовала себя святой? Да нет, я просто устала, выдохлась после всего, что обрушилось на меня в последние месяцы, и была полностью согласна с Ритой (моим великим наставником по пиару), которая мудро подметила, что сейчас лучшая стратегия — быть великодушной и всепрощающей, и еще лучше — скрыться из виду, уйти в тень. Вот почему я отказалась от всех интервью (сделав исключение только для «Пресс геральд», поскольку это была моя местная газета) и заявила издателям и киношникам всех мастей, что мне совсем не интересно увидеть свою историю в твердом переплете или на малом экране. Я не усматривала в ней ничего выдающегося, достойного воплощения в художественных образах. Скорее это был катаклизм, который разрушил мой брак, едва не стоил карьеры и спровоцировал глубочайший конфликт с сыном.

Недели через три после того, как улеглись страсти вокруг шоу Хосе Джулиа, однажды утром зазвонил телефон, и я услышала голос Джеффа. Он говорил осторожно, слегка натянуто и официально. Но все-таки это был он. И он сам позвонил мне.

— Я просто хотел узнать, как ты там.

— Это были занятные две недели.

— Зато с хорошим финалом. Я смотрел шоу.

Я промолчала.

— Ты отлично держалась. И меня растрогал рассказ этого парня, Билли, когда он говорил, что ты согласилась везти Джадсона в Канаду только из страха, что он тебя сдаст и что нас с тобой разлучат.

Я ответила, осторожно подбирая слова:

— Как родитель, ты и сам знаешь, что ради детей пойдешь на что угодно.

Пауза. Потом Джефф сказал:

— Да, я это знаю.

Снова пауза Джефф продолжил:

— Наш священник отметил тебя в своей воскресной проповеди пару недель назад — говорил о том, что на деньги от компенсации ты создала фонд имени Лиззи, и о том, как ты проявила мужество, подставив другую щеку. Он сурово смотрел на нас с Шэннон, когда произносил эти слова.

— Понимаю.

— Она до сих пор злится на тебя из-за того интервью.

— Это ее право. А ты тоже злишься?

— Я чувствую… ну… свою вину, наверное.

— Понимаю.

— Это все, что ты можешь сказать, мам?

— А что еще я должна сказать?

— Я виноват, тебя это устроит? Я должен был тебе поверить, когда ты говорила мне, что он тебя шантажировал. Я не поверил. Я ошибался. Прости.

— Спасибо тебе за это.

Снова пауза.

— Мне пора, — сказал он. — Я звоню в перерыве между встречами. Я позвоню тебе скоро.

— Буду ждать, — сказала я.

Он действительно позвонил через три недели. Снова осторожное «Привет, как ты?», потом светская беседа, как будто ничего и не произошло. Было начало лета, и он спросил, какие у меня планы. Когда я сказала, что согласилась преподавать в летней школе Натаниэля Готорна, он выразил удивление.

— А что еще мне делать? — сказала я. — Мне нравится преподавать. Я рада, что у меня снова есть работа. И честно говоря, время заполнено продуктивно.

— Но ведь после всего, что произошло, тебе необходимо хорошенько отдохнуть…

— Нет, как раз после всего, что произошло, мне необходимо вернуться на работу. А ты и твоя семья? Куда собираетесь этим летом?

— У меня только неделя отпуска, и мы, наверное, проведем ее с родителями Шэннон в Кеннебанкпорте.

— Замечательно, — сказала я, далее не заикаясь насчет приглашения, хотя это место и находилось всего в часе езды от Портленда.

— Я бы хотел пригласить тебя, мам, — сказал он. — Но Шэннон еще не остыла…

— Ничего страшного, — тихо произнесла я.

— Я попытался образумить ее…

— Хорошо.

— Я уверен, со временем она успокоится.

— Хорошо.

Снова неловкая пауза.

— Ты когда-нибудь приедешь в Хартфорд? — спросил он.

— Ты знаешь, что нет. Но я тебе вот что скажу: если ты захочешь встретиться со мной, я буду очень рада.

— Это я и хотел услышать, — сказал он. — Спасибо.

С тех пор он звонил мне раз в неделю. Всегда из офиса, всегда в «перерывах между встречами», но постепенно напряженность спадала. Мы не стали близки, мы не хохочем, мы по-прежнему начеку, мы все еще собираемся как-нибудь где-нибудь встретиться и поговорить. И хотя он держит меня в курсе всего, что происходит у моих внуков, он до сих пор так и не осчастливил меня приглашением навестить их, пусть и намекал не раз на то, что «находится в стадии переговоров с Шэннон» по этому вопросу.