Джеймс Олдридж - Последний взгляд

Но не прошли мы и ста ярдов, как я понял, что ничего у нас не получится. Осенняя ночь упала на нас сразу, черная и сырая, земля была вся в ухабах, лес мрачно затаился, мы не различали даже ближних деревьев, натыкались на них. Скотт растерялся.

— Кит… Господи… Ты хоть что-нибудь видишь?

— Ничего. Тут невозможно пройти.

— Ну вот, что за слова. Эрнест только таких от нас и ждет. — Тут Скотт снова упал. Застонал, поднялся. — Пошли, — сказал он. — Вперед. Будем как тот безумный англичанин, который силком волок коней всю дорогу до Южного полюса. Важно стремиться к цели, Кит…

Он пошел напролом; мои глаза привыкли к темноте, и я Оросился за ним, как некогда доблестные соратники за великим Робертом Фолконом Скоттом [19]. Что еще им оставалось? Что еще оставалось мне?

— Скорей, — бормотал Скотт, — Эрнест догонит.

Не успели мы одолеть еще одну горку, Скотт снова плюхнулся и заорал, потому что я споткнулся об него и на него навалился. Ямы, рытвины крылись под густым папоротником на каждом шагу, и как только мы, слава богу, добрались до какой-то полянки, я схватил Скотта за руку и сказал, что дальше его не пущу.

— Да вы хоть в ту сторону идете-то? — сказал я. — Нельзя ломиться наобум.

Скотт вспотел, задыхался, я тоже.

— Почем я знаю, в какую нам сторону, — прохрипел он. — Просто надо идти и идти, чтоб Эрнест не догнал.

— Ладно, — сказал я. — Ладно. Вы только не волнуйтесь.

Снова мы поскакали по папоротнику, по скользким, облиплым кочкам. Я уже было освоился с этой гонкой, но тут Скотт рухнул в огромную груду листьев, перекувырнулся и зарылся в нее чуть не с головой.

— Все пальто проклятое, — проговорил он, задыхаясь и выныривая из-под листьев, как пловец из воды. Он содрал с себя верблюжье пальто, швырнул на низкий сук березы.

— На обратном пути захватим. Нож у тебя есть?

Я всегда таскал с собою нож.

— Открой бутылку, — и он сунул ее мне в руки. — Надо горло промочить. Тошно мне.

Я не стал спорить. Зачем? Что толку? Я открыл бутылку и протянул ему. Скотт налег спиной на березовый ствол, а голову свесил и все не мог отдышаться. Потом он задрал голову, несколько раз приложился к бутылке и отдал ее мне.

— Нет, спасибо, — сказал я.

— И правильно, — сказал Скотт. — Совершенно правильно, Кит. Не сдавайся. Только не сдавайся, никогда. Поверь, уж я-то знаю.

Вино как стимулирующий укол мгновенно подействовало на Скотта, верней, оно подстегнуло его актерские способности. Когда Скотт встал, он снова шатался. Но я-то знал, что вовсе он не пьян. Он еще как бык трезв, удивительно трезв, хотя он ужасно странно и путанно говорил.

— Давайте сюда бутылку, я понесу, — сказал я, а сам решил зашвырнуть ее подальше.

— Ха-ха. Не лишай меня моего единственного неотъемлемого права, старина Кит. Не тронь! И не учи меня, — прибавил он злобно.

И вдруг побежал вперед, будто услыхал за собой лай собак и улюлюканье охотников.

— Бежим, бежим, — чуть не взвизгнул он.

Я подобрал его пальто и тоже побежал. На бегу он швырнул бутылку. Она разбилась о ствол.

— Что это? — он даже остановился.

— Вы бутылку разбили.

— Я?

Он снова побежал, добежал до крутой горки, не смог ее взять, свалился в грязь и там остался лежать. Он так задыхался, что я подумал, он все пошлет к черту. Тут мы услыхали, как на бретонский лад кычет сова.

— Шшшу-аны… шшшуаны…

— Хемингуэй. — И Скотт поднялся на ноги. — Господи, догоняет.

— Погодите-ка, Скотт, — сказал я. — Ему нас тут ни за что не найти. Почему бы сперва не разобраться толком, в какую нам сторону?

— А Эрнест и не станет нас искать, неужели ты не понял? Он хочет нас обогнать, вот и все. Он хочет раньше добраться до моей шляпы. И, ей-богу, он доберется до нее, как пудель Эдит Уортон, только чтоб доказать, какой он замечательный солдат и как он здорово ориентируется в лесу. И нечего тебе со мной спорить. Пошли.

Он снова пошел, он спотыкался как слепой. Свесил голову и шарил руками по воздуху, чтоб не наткнуться на дерево. Я двигался за ним таким же манером, и хоть смысла во всем этом было не больше, чем прежде, я тоже спотыкался, падал, вставал, — а что мне еще оставалось? — а он то и дело скатывался в ямы, в вороха листьев и вот, кажется, совсем изнемог. Потом он насилу поднялся, подполз к поваленному дереву, оперся об него и сказал:

— Только ты ради Христа меня подымай, Кит. Если ты меня оставишь лежать — я пропал.

— Да какая разница? — простонал я, шлепаясь на мертвый ствол с ним рядом и изо всех сил глотая воздух. — Мы же все равно не знаем, где мы.