Павел Хюлле - Тайная вечеря

Переодевшись мелким торговцем, Милан Душков бродил по берегу Эгейского моря. Он видел то, что можно увидеть в любом завоеванном городе. Насилие, грабежи, мольбы о пощаде, дети, насаженные на пики, монахи, кладущие головы под мечи и топоры. Перед пекарней какого-то венецианца его узнали конные патрульные Бранковича.

— Ваш василевс, — закончил Милан, — не отказался от своей матери. Поэтому к фамилии Палеолог он всегда прибавлял Драгаш — материнскую, сербскую, словно в память о битве на Косовом поле.

Дождь прекратился. Стражники не спеша, нехотя вернулись к колодам. Кого-то ударили палкой, и тот закричал по-итальянски: «Боже, смилуйся над нами!» Но Бог молчал. Молчал, будто храм Хагия София был обителью греха, а не молитвы и теперь благоволил победителям, а не побежденным.

Узников отцепили от колоды. Выстроили в ряд, чтобы вести на корабль. Если его, как слепца, не убьют на месте, значит, отправят на галеры. И там он умрет, смердящий, униженный, после нескольких лет нечеловеческого труда. Его сковал страх. Сильно кольнуло сердце. Он проснулся, в мокрой от пота пижаме, от завываний муэдзина. Но то не был призыв к салат аль фагр — утренней молитве. Жужжал сотовый телефон — будильник был, как всегда, поставлен на нужное время. Антоний Юлиан Бердо медленно возвращался к действительности, перебирая в памяти обрывки картин из своего сна.

Почему Константинополь? Палеолог Драгаш? Его отрубленная, с содранной кожей, набитая соломой голова — в Каире, Бухаре, Самарканде, Исфагане, Дамаске? Это было первое, что представилось Антонию Бердо после пробуждения, по пути в туалет: маленькая высохшая голова с жалким клочком волос, валяющаяся в пустынном городе на мусорной свалке, где срут верблюды и спариваются собаки. Некогда ее наполняли платоновские идеи, сентенции Гераклита, занимали проблемы, связанные с Никейским кредо и Флорентийской унией, налоги в деспотии Мореи и союз с Трапезундом. Когда наконец какой-то мелкий бей, ага или, быть может, визирь приказал ее выбросить, внутри уже только пересыпались отдельные песчинки. Даже червей не было. Песок и ничего больше.

Благоговейного отношения к Византии Бердо не испытывал. Напротив: продажность, непотизм, династические убийства, травля слабых, компромиссы с сильными — все это укладывалось в рамки прискорбной традиции, хорошо ему известной не только по книгам о Византии, но и из материалов о третьем, православном, Риме — России, которая, начиная с Ивана Грозного и кончая Сталиным, успешно воплощала эту традицию в жизнь.

Но почему история с черепом Константина XI Палеолога Драгаша, выброшенным после долголетних показов на свалку, так его взволновала? Этого бы не случилось, если б Мехмед приказал похоронить своего противника по христианскому обычаю?

Конечно, не случилось бы. Стряхивая последние капельки мочи, Антоний Юлиан Бердо вспомнил, что́ показывает телеканал «Аль Джазира». Отрезанные головы заложников — журналистов, волонтеров, политиков, — крупным планом, еще истекающие кровью, с широко открытыми глазами (чем не фетиши Французской революции?), свидетельствовали, что спектакль продолжается и, похоже, никогда не закончится. Правы те, кто утверждает, что мусульмане, не будучи в состоянии покорить, стремятся по меньшей мере нас запугать и, прежде всего, унизить. К такому заключению пришел Антоний Юлиан Бердо, выходя с опорожненным мочевым пузырем из уборной.

А кстати, сколько лет его собственная страна воевала с турками? Вымыв руки и кладя ломтики хлеба в тостер, Антоний Бердо быстро производит в уме подсчеты, что — хотя он не историк — дается ему без труда. Владислав III [53] Владислав III Варнский (1424–1444) — король Польши; его армия потерпела жестокое поражение в битве с войском турецкого султана Мурада II у города Варна, а сам он был убит в бою. погиб десятого ноября 1444 года под Варной. В свою очередь, Ян III Собеский разгромил турецкую армию под Веной двенадцатого сентября 1683 года. Между этими событиями прошло целых двести тридцать девять лет. Несколько наших добровольцев участвовали в битве на Косовом поле в 1389 году, но это можно не принимать в расчет: и без того получается, что вражда, если округлить, подумал Бердо, намазывая на поджаренный хлеб творог с медом, продолжалась четверть тысячелетия. Изрядный шмат времени, ничего не скажешь.

Ах да, мед. Горшок меду. Кто о нем рассказывал? Не учительница же истории, которая могла говорить только об угнетении крестьян. Почему султан много лет хранил отрубленную голову Владислава III Варнского в сосуде с медом? Не потому ли у короля — благодаря этому оригинальному турецкому методу консервации — глаза остались блестящими и сохранили цвет? Ну а возвращаясь к султану: если тот неоднократно вынимал из горшка голову юного короля, чтобы насладиться победой, слетались ли к ней мухи?