Джейми Макгвайр - Мое прекрасное несчастье

Я видела, что он невесел, и сжала его кисть.

— Что-то не так?

— Гулька, ты только что отдала четыреста баксов! — Трэвис нахмурился.

— Будь это вечер покера в «Сиг Тау», я оставила бы их себе. Не могу же я грабить твоих братьев при первой встрече.

— Они бы тебе деньги не вернули! — сказал он.

— Я бы потом еще спал как младенец! — усмехнулся Тэйлор.

Томас пристально разглядывал меня и не произносил ни слова, стоя в углу комнаты.

— Томми, чего ты постоянно пялишься на мою девушку?

— Как, ты говоришь, твоя фамилия? — спросил Томас.

Я нервно переступила с ноги на ногу. Мой мозг отчаянно работал, пытаясь выдать нечто остроумное или саркастичное, чтобы как-то избежать ответа. Вместо этого я уставилась на собственные ногти, внутренне ругая себя. Не следовало обыгрывать здесь всех и каждого. Томас все понял, я видела это по его глазам.

Трэвис заметил мою неловкость, повернулся к брату и положил руку мне на талию. Я не знала, хотел ли он защитить меня или приготовился к тому, что скажет его брат.

— Эбернати, и что с того?

— Понимаю, почему ты до сегодняшнего вечера не сложил два и два, но теперь тебе нет оправдания, — с самодовольной улыбкой сказал Томас.

— Что ты, черт побери, несешь? — спросил Трэвис.

— Ты состоишь в каком-нибудь родстве с Миком Эбернати? — обратился ко мне Томас.

Все головы повернулись ко мне, и я нервно провела пальцами по волосам.

— Так ты знаешь Мика? — Трэвис смотрел мне в глаза. — Он же один из лучших игроков за всю историю покера. Знаешь его?

Я содрогнулась, понимая, что меня все-таки загнали в угол.

— Он мой отец.

Комната взорвалась.

— Не может быть! Твою мать!

— Я знал!

— Мы играли с дочерью Мика Эбернати!

— Мик Эбернати? Вот черт!

Только Томас, Джим и Трэвис молчали.

— Я же говорила, парни, что мне не стоит играть, — сказала я.

— Если бы ты упомянула, что твой отец — Мик Эбернати, мы отнеслись бы к тебе куда серьезнее, — ответил на это Томас.

Я осмелилась взглянуть на Трэвиса, который в ужасе смотрел на меня.

— Это ты Счастливые Тринадцать? — спросил он с затуманенным взглядом.

Трентон поднялся, открыл от изумления рот и указал на меня.

— Счастливые Тринадцать в нашем доме! Не может быть! Черт побери, я не верю!

— Так меня прозвали в газетах, — нервничая, произнесла я. — Но не следует верить всему, что там написано.

— Все, парни, мне пора везти Эбби домой, — сказал Трэвис, по-прежнему пялясь на меня.

Джим посмотрел в мою сторону поверх очков.

— Не всему? А чему можно?

— Я не забирала везенье у отца, — усмехнулась я, накручивая прядь волос на палец. — Это же нелепо!

Томас покачал головой.

— Нет, Мик сам давал интервью. Он сказал, что в ночь на твой тринадцатый день рождения везение его покинуло.

— И перешло к тебе, — добавил Трэвис.

— Тебя воспитывали мафиози! — радостно улыбаясь, воскликнул Трент.

— Нет. — Я коротко усмехнулась. — Они не воспитывали меня, просто слишком часто находились поблизости.

— Стыд и позор Мику, что в прессе он смешал твое имя с грязью. — Джим покачал головой. — Ты была ребенком.

— Да это всего лишь везение новичка, — сказала я, отчаянно пытаясь скрыть унижение.

— Тебя учил сам Мик Эбернати, — сказал Джим, с благоговением глядя на меня. — Подумать только, ты играла с профи и выигрывала, это в тринадцать-то лет! — Джим посмотрел на Трэвиса и улыбнулся. — Не ставь против нее, сынок. Она не проигрывает.

Трэвис взглянул на меня, он все еще не оправился от потрясения.

— Э… нам пора, папа. Пока, парни!

Трэвис повел меня к мотоциклу, и оживленные возгласы стихли за дверью. Я завязала волосы в пучок и застегнула куртку, ожидая, когда Трэвис заговорит. Он молча запрыгнул на мотоцикл, и я устроилась у него за спиной. Трэвис, конечно же, переживал, что я не была откровенной с ним; возможно, его выбил из колеи тот факт, что о такой важной стороне моей жизни он узнал вместе со своей семьей. По возвращении в квартиру я ожидала огромной ссоры и пыталась придумать дюжину разных оправданий.

Трэвис провел меня за руку по коридору и помог снять куртку.

Я потянула за светло-рыжий пучок на макушке, и волосы рассыпались по плечам густыми волнами.

— Знаю, ты очень зол, — сказала я, избегая взгляда Трэвиса. — Извини, что не сказала тебе раньше, но обычно я не распространяюсь на этот счет.

— Зол на тебя? — переспросил он. — Да я так взбудоражен, что все плывет перед глазами. Ты только что с легкостью обчистила моих придурков-братьев, стала звездой в глазах отца, и теперь я точно знаю, что ты специально проиграла пари, заключенное перед боем.