Григорий Ряжский - Натурщица Коллонтай

А мальчик ботанический тот картину не взял и больше не вернулся. Наверное, сказал своим однокорытникам по холдингу этому, кто именно несогласие с их расценками проявил, и они, видно, смирились и заткнулись, благодаря имени твоему, моя родная. Спасибо тебе за это дополнительно.

А работала я в этом семестре как никогда, сразу две мастерские выпускались, обе от лучших наших академиков. Почти каждый день сверхурочно отбывала, гнали дипломные работы, серии эскизов готовили, и снова почти все именно меня просили позировать, хотели к основным работам приложить, потому что выигрышная натура, сказали, так что не прогадаешь на тебе, Шуранька, даже несмотря что больше не обнажённая, а просто сиятельная графиня, позволяющая себе прихоть побыть моделью ради забавы, что и есть самое драгоценное.

И то правда — последние три раза в шляпке с вуалеткой в кресле позировала, облокотившись на подлокотный поручень и устремив взор между дальним окном и дверью в аудиторию, так они меня попросили. Будто жду сижу, мечтая о возвращении блудного сына.

Сами даже не поняли, в какую для меня больную точку попали.

А я не только не жду, но и вообще не знаю, что и думать о нём, о Мишеньке моём недосягаемом.

Костюм на мне: платье 19-го века эпохи романтизма, кружевной воротник, рукава-фонарики, банты по грудной вертикали, манжеты по запястьям, по низу двойная оторочка, а над ней тройная широченная вставная шёлковая лента, опоясывающая весь низ. И шаль, не знаю даже из чего, притащили, тончайшую, но не шёлк, а лучше.

И туфельки под серебро, как балетные.

Шепнули, что эпоха позднего романтизма характерна своей худобой и бледностью, в отличие от раннего, где уже не в чести были румяна, но всё ещё допускалась некоторая обтекаемость женских форм. Поэтому ты, говорят, Шуранька, словно самим 19-м веком вылеплена, вас даже мало подправлять не нужно, ни карандашом, ни светом, ни советом, просто сидите и думайте о чём угодно, лишь бы подольше, до диплома. А шевелиться и сама не станешь, ты у нас как была твердокаменная, так и по сию пору такая.

Лучшая.

Гордость.

Знамя.

На любой вкус и спрос.

Единственная и неповторимая.

Я потом на себя посмотрелась в рост, и меня это, знаешь, тронуло.

Самою же.

Представила, что не я это, а чужая мне женщина, из генеральской дворянской семьи, но не через поколения, как я, а напрямую, из времён званых балов, белокаменных угодий с парадными подъездами под сиятельными медными крышами и других высоких собраний офицерской чести.

Сама стройная, с высокопородистой бледностью скуластого лица, с задумчивостью в голубую даль, с длинными пальцами на длани, испещрённой прожилками изящных вен под тонкой бархатистой кожей, с ухоженными ногтями под белёсым, телесным или нейтральным лаком — но только не под вульгарным бордово-красным, отнюдь нет. Паша мой вон ещё когда настаивал и доказывал, что любой яркий цвет ногтей укорачивает пальцы, а никак их не удлиняет, потому что мозг мужчины, получая сигнал от его же зрения, просто-напросто вычитает посторонние образования, не принимая любое яркое и омертвелое за часть живого пальца. И наоборот, он же складывает естественный колер с самим пальцем, увеличивая его длину на расстояние самого ногтя.

И добавлял, что это единственный случай, когда дьявол, который в деталях, работает на женщину, а не против неё, если она, конечно, не полная дура. И выразительно смотрел на меня, проверяя взглядом на усвоение материала.

Господи, как же мне хорошо там, как же душа моя отдыхает за эти молчаливые часы тяжелейшей недвижимости для тела и глаз!

Неужели я всё же счастливая женщина, если отбросить ошибки прошлого и попутно наплевать на всё плохое?

Когда иду к воскресной заутрене, всегда теперь заранее готовлю слова, которые обращаю к Господу. К моменту, когда они приступают к «Верую», я уже внутренне приготовлена и начинаю тайно от главной службы надиктовывать от себя, под купол, прошение, которое сама же сочинила. И в это же время обязательно трижды крещусь с поклоном, чувствуя в этом уже насущную потребность, а не просто принятую среди верующих литургическую надобность.

Хочешь послушать, с чем обращаюсь обычно?

Слушай, бабушка, но слова меняются каждый раз. Это более-менее усреднённое обращение, бывает другое, а это другое.

«Господи моё родное, любимое и всевозвышенное, обращаюсь к тебе как к высшему и самому справедливому Судии неземному, прошу тебя об прощенье меня за все мои грехи, какие допускала в нелепости и по дурости ума своего недостойного перед тобою и другими людьми, родными и чужеродными, близкими и отдалёнными, со злыми намереньями иль с добрыми, с гадкими и недостойными словами, выпущенными из себя в воздух или про себя, и прошу тебя я, чтобы не оставил ты меня одну тосковать или умирать без никого рядом, без стакана воды, который никто не подаст, как и без упованья, что доживать придётся годы последние без любимой всем сердцем работы, к какой прикипела душа и вся я, целиком заодно с гармоничным телом моим, которое сделал для меня ты, как и для людей высокого искусства запечатлевать прекрасное на бумаге, холсте или лепить. И дай мне знать, не позабудь, коли заслужу молитвами своими, о тех, кто есть кроме меня на свете из родных мне людей, где бы они ни были живыми или мёртвыми…»