Эрленд Лу: Лучшая страна в мире

Так о чем ты меня спрашивал? — говорю я, закончив вышеприведенный кусок. Я спрашивал, надо ли иметь хорошие отметки, для того чтобы снимать фильмы, говорит Бим. Разумеется нет, отвечаю я. Никогда не бывало такого, чтобы о фильме судили по отметкам, которые режиссер получал в школе, людям плевать на отметки, лишь бы фильм был хороший, говорю я, вот если фильм плох, тогда кто-нибудь может поинтересоваться, а что там стояло у него в дневнике, так что хорошие отметки тоже не помешают, говорю я. Итак, не обязательно, однако и не помешает. Таков был мой ответ Биму, этому запутавшемуся, но, в сущности, совсем неплохому мальчонке, который какими-то судьбами очутился вдруг в моей квартире и вот сидит тут и делает уроки.

В 1323 году Финляндия была крохотная страна, пишу я дальше, но уже к 1595 году она увеличилась почти вдвое. Так написано в путеводителе. Педагогические наклонности датчан выразились в том, что они представили всю картину развития финского ареала на протяжении 600 лет, и, как мне кажется, я спокойно могу использовать ее у себя, так как те люди, которые побывали в Финляндии в 1976 году, вряд ли захотят повторить это путешествие именно сейчас, у них найдутся другие дела, они читают сейчас другие брошюры, с тех пор они напутешествовались всласть, и если по-прежнему способны совершать путешествия, то, думаю, они выберут более экзотические страны, потому что эти люди любят быть в первых рядах, непременно хотят быть в первых рядах, у них это своего рода одержимость, поэтому как только другие тоже откроют для себя Финляндию, им она уже и даром не нужна, эта черта определенно меня раздражает, это же снобизм самого скверного пошиба, так что к чертям всяких всезнаек, которые в 1976 году проводили отпуск в Финляндии; возможно, я слишком суров, но не могу иначе, так что к чертям их — и кончено. В 1617 году Финляндия опять приросла новыми землями, пишу я дальше, на этот раз на востоке, а в 1721 году снова несколько уменьшилась, надо же, а в 1743-м, подумать только, она оказывается еще меньше; тяжелые, видать, настали времена, полные неурядиц, раздоров и неустройства, но вот наконец в 1809 году Финляндия выросла до гигантских размеров, границы раздвинулись далеко на север и на юго-восток, это уже та Финляндия, которую мы знаем, моя Финляндия, моя великая Финляндия. I had a farm in Finland [17], подумал я вдруг ни с того ни с сего. В 1920 году страна снова уменьшилась, пишу я, а в 1940-м уменьшилась еще немного, а в 1944-м еще чуть-чуть, не то чтобы она стала маленькой, этого ни в коем случае нельзя сказать, но все-таки была уже не такой большой, как в начале XIX века, — одним словом, то прибыток, то убыток, сплошное круговращение, и с Финляндией происходит то же, что со всем остальным, однако этот круговорот не вечен. Финляндия разрасталась и снова сжималась и сегодня, как можно подумать, приобрела наконец свою окончательную форму, хотя вряд ли она окончательная, даже такая, как есть, она кажется мне довольно-таки большой, единственное, что может вызвать какие-то возражения, — это ее форма, потому что в сочетании с Балтийским морем и Швецией и странами Прибалтики все вместе похоже на мальчика на игрушечном экскаваторе, который копает и копает, его лицо и верхняя часть туловища — это западное побережье Финляндии, я вижу их каждый день на телевизионной карте метеопрогноза, но кто же думает о таких вещах, присоединяя или отрезая земли? А кроме того, возможно, эти очертания в любом случае были бы похожи на мальчика с игрушечным экскаватором, ведь, в сущности, очертания формируются природой, и в этом случае природа создала мальчика с игрушечным экскаватором, и в этом выражается ирония судьбы, думаю я, хотя даже для себя не могу сформулировать, в чем же я тут усматриваю иронию судьбы, а президента Финляндии, пишу я, поглядывая в лежащий на столе датский путеводитель, зовут Урхо Калева Кекконен, и про него можно сказать, что он просто замечательный президент, пользующийся в стране популярностью, добавляю я от себя, и к тому же отличный человек, так что пускай вас не отпугивает это несколько странное и жесткое по звучанию имя, такова уж особенность всех финских имен, пишу я, они странны и жестковаты на слух, зато сами финны люди мягкие и… ну мягкие, а что дальше? Какое слово выражает понятие, противоположное странному, — нестранные, обыкновенные, нормальные? Так-то так, но все они плохо сочетаются со словом «мягкий». Вот оно, могущество СМИ, так много зависит от того, какое слово я выберу, на чем в конце концов остановлюсь, я останавливаюсь и некоторое время сосредоточенно думаю, пока не прихожу к тому, что вообще-то мне совершенно до лампочки, какое там будет слово, и финны мне тоже до лампочки, поскольку себя я там не представляю, для меня не играет никакой роли, странные финны или не странные, и потому я пишу «круглые», пишу, что финны мягкие и круглые, написал и сам порадовался, мне это очень понравилось своей бессмысленностью, бессмыслица дает чувство освобождения, потому что нет никакого резона в том, чтобы всюду был смысл, это же тиранство, потому что есть столько явлений, в которых не видно никакого смысла, и я выразил это, написав, что финны мягкие и круглые, а кто-то, наверное, прицепится к тому, что президента сейчас зовут вовсе не Кекконен, но большинство, думаю, ничего не заметит, потому что люди не следят за событиями, им это неинтересно, они все по горло в воде и поэтому ничем не интересуются, воды так много, вес так перемешалось, что люди просто забывают обо всем, что к ним не относится, и это главное, и это определяет их роковой путь, их путь и мой тоже, потому что я тоже много чего забыл, и, как ни крутись, все будет забыто, и эта брошюра тоже покатится ко всем чертям.