Себастьян Фолкс - Неделя в декабре

— Пытались ли вы когда-нибудь представить себе, о чем думает ложащийся спать кафир? — спросил Али. — Позвольте мне рассказать вам об этом. Он пытается понять, как получилось, что из всех тварей земных только он, человек, оказался наделенным сознанием. Он нежно любит своих детей. Он томится тоской по женской плоти — или по мужской. Завтра он постарается совершать только хорошие поступки. Ведь во многих отношениях он — человек не порочный. Однако перед ним стоит неразрешимое противоречие. Он знает, что жизнь его тщетна, поскольку конец ее уже предрешен. Он не увидит, как будут жить его дети. И для него это чистой воды мука, трагедия. А в кафирских книгах и пьесах почти ни о чем, кроме этого жестокого противоречия, не говорится.

И вы и я — мы свободны от этого. И свободу нам дал Бог. Когда Бог явил себя Пророку и открыл ему нерукотворное слово Корана, из человеческого существования ушли все неясности. Если мы подчиняем себя воле Божьей и живем по Его законам, нас ожидает вечная жизнь в раю. В месте, обещанном нам единым истинным Богом. Здесь нет загадки, нет противоречия. Все получило объяснение.

Правда, здесь есть одна трудность. Вы заметили ее? «Если мы подчиняем себя Богу». Ну, это не так уж и сложно. «Место, обещанное нам единым истинным Богом». Еще того проще! Трудность состоит вот в чем: «Если мы живем по Его законам». Именно для этого вы и приехали сюда: чтобы узнать, как это сложно, — но притом как возможно, как просто на практике.

Ислам — не религия, подобная иудаизму или христианству. Он — возвышенная, единственная и трансцендентная истина. Сравнивать его с другими религиями — то же, что сравнивать ваше решение опустить руку с непреложным законом тяготения. И то и другое являются причиной движения, однако их невозможно взвешивать на одних весах. Ислам есть единственная истина, открытая Пророку самим Богом. Он пропитывает собой каждую секунду вашей жизни. Бог присутствует в вашем дыхании, в вашей руке, в ваших мыслях, в пламени за решеткой камина, в лепестке цветка и в каждом атоме воздуха. Ислам не религия, которая говорит, что вы обязаны дважды в год приходить в мечеть, а в остальное время можете о ней и не вспоминать; ислам вездесущ — он присутствует в любом мгновении вашей жизни, в каждой клетке вашего тела. Он освободил человечество от земных тенет, от страдания и бедности. Освободил от противоречий жизни, под конец которой нас ожидает смерть. Открыв нам истину, он освободил нас от смерти. Ислам — это образ жизни. Ислам — это сама Жизнь. Хотя правильнее сказать, что жизнь — это ислам.

Как же должны мы прожить эту жизнь — и где? В этом и состоит наше испытание и наша битва. Сначала Пророку было велено создать правильное мусульманское общество, что он и сделал в Медине. Затем Бог повелел ему распространить Слово — освободить мир от страха, от всех дурных суеверий и ложных богов, которые поработили народы. Он сделал это мечом. Ислам не подчиняет себе людей, он дает им свободу. Это не империализм, но дар освобождения. Армии мусульман пронесли через Африку, Персию и Азию благую весть о всемогущем Боге, о том, что отныне жизнь обрела смысл.

Арабы, персы, индийцы, африканцы и азиаты соединились в свободе. Ислам не определяется расой, национальностью или цветом кожи. Он никогда, ни единого дня не был цивилизацией одних только арабов. Никогда не был национальностью — только сообществом веры. Ислам не возносит одного человека над другим, в нем нет королей, тиранов, архиепископов или диктаторов. Но он признает трансцендентность человеческого духа. Помните нашего бедного кафира, который, ложась спать, проклинает свое сознание — проклинает тот факт, что его Бог, дав ему знание о неотвратимости смерти, обратил его в нечто, меньшее собаки? Ислам же, напротив, знает, что люди выше любого животного, ибо Аллах благословил их и освободил. Мы признаем только две разновидности людей: правоверных и всех прочих. Вы живете либо в гармонии с Богом, либо в нераскаянном мире, в джахилии.

Однако на этом борьба не завершилась. Некоторые империи, христианские и сионистские, не походили на нашу — на свободное братство духа, вооруженного вечной истиной. Их населяли узколобые, расово ограниченные националисты, которых интересовала не духовная жизнь на земле и не вечная после нее, но власть, территории и деньги.

Несмотря на то что мусульманская империя процветала и дала миру все необходимое для развития науки и все искусства на тысячу лет вперед, эти мирские силы лишили ее места, где она могла бы располагаться физически. Мы обратились в восхитительную духовную сущность, в хранителей истины и свободы, но лишились страны и географической общности, которую могли бы назвать своей. Не осталось на земле места, в котором должным образом исполнялся бы закон шариата; не осталось места, которое Пророк счел бы приемлемым для себя. Медина и Мекка стали городами страны, которой правили развращенные, жестокие, узаконившие рабство короли. Багдад, город, где возвышался трон халифов, не принадлежал больше стране, которую Пророк признал бы своей.