Себастьян Фолкс - Неделя в декабре

Молоток вглядывался в острое, лисье лицо стоявшего рядом с ним человека. Большую часть произносимого им понять было попросту невозможно. И Молотку показалось странным, что этот мастерски владеющий словом джентльмен даже не попытался изменить свою манеру речи так, чтобы за нею можно было уследить.

— Этот? — спросил он, беря еще один расхваленный на все лады роман.

— О боже, — сказал Трантер. — Человек, который обратил слово «анальный» в составную часть слова «банальный». Сочинитель страдающих запором рассказиков, которые умоляют, чтобы их сочли многозначительными. Его трагедия в том, что он не прирожденный «европеец». Ему следовало бы подвизаться в рекламе.

Так оно и шло, книжка за книжкой. «Претенциозный и сентиментальный… хотелось бы, чтобы он вылез из клозета и перестал, ради всего святого, притворяться, будто его мелкотравчатые лесбиянки — это и вправду женщины».

В конце концов из приобретенных миссис Хайн книг осталось на столе лишь три-четыре, а Молоток начал понемногу терять терпение. Он протянул Трантеру книгу, автор которой был известен даже ему.

Трантер взял ее, покачал головой и бросил книгу обратно на стол.

— Телевизионный сценарий, в который вдохнули малую толику жизни, — сказал он.

К двум последним он не удосужился даже прикоснуться.

— Барбара Пим, в которую долили воды… Ну а такие и вовсе пишутся километрами…

— Что же, мистер Трантер, — сказал Молоток, — похоже, я подошел к осуществлению моего замысла не с того конца.

— Тут нет вашей вины, — ответил Трантер. — Все это — завсегдатаи книжного рынка, которым мирволят правящие круги литературы.

— Ну хорошо, — сказал Молоток, — а кого из ныне живущих британских писателей вы могли бы мне порекомендовать?

Трантер поскреб подбородок, отчего щетина тихо зашуршала под его ногтями.

— Из ныне живущих — никого, — ответил он. — Разве что из недавно скончавшихся. Они ведь тоже наши современники — в своем роде.

Вошла Назима с подносом. При обычном визите она попросила бы отнести поднос Люси, их бразильскую служанку, однако Назиме очень хотелось взглянуть на выдающегося деятеля литературы.

— Дорогая, это мистер Трантер. Моя жена, Назима.

На миг Трантера и Назиму охватила неловкость, оба не понимали, следует ли им пожать друг дружке руки, однако это прошло, как только Молоток обнял жену за плечи и подвел ее к столу.

— Мистер Трантер говорит, что я зря трачу время на этих авторов, — сообщил он. — Что ни в одном из них нет ничего хорошего.

— Но что, если они нравятся ее величеству? — спросила Назима. — Тебе стоит прочитать их, чтобы ты мог поговорить с ней о ее любимцах.

Молоток улыбнулся:

— Моя жена — очень умная женщина, не правда ли? Возможно, эти писатели и впрямь так дурны, как вы говорите, и все-таки, мистер Трантер, мне необходимо иметь о них какое-то представление. Даже если все они — мошенники.

— Ну, общее представление я вам дать могу, — ответил Трантер. — Составить своего рода путеводитель по жульническим трюкам, если угодно.

— Хорошо бы также выяснить, каких писателей она любит, — сказала Назима.

Молоток взглянул на Трантера. Тот снова поскреб подбородок:

— Помнится, ей нравится Дик Фрэнсис.

— А кто это?

— Автор беговых триллеров. Знаете, конские бега.

— Завтра попрошу миссис Хайн купить несколько его книг. Он много их написал?

— Несколько тысяч.

— Хорошо. А еще я хотел бы почитать и кого-то из великих авторов. Узнать их для себя, не только ради ее величества. Мне очень хочется, чтобы чтение стало для меня жизненной привычкой.

— В таком случае, думаю, нам стоит заняться викторианцами, — сказал Трантер. — Диккенсом, Теккереем, Троллопом. Джорджем Элиотом.

— И вы не назовете их пустозвонами, не скажете, что они писали километрами?

— Нет-нет. Во всяком случае, не Теккерей.

— Я об этих писателях слышала, — сказала Назима.

— Моя жена очень начитанна, — пояснил Молоток. — Скажи ему, кого ты прочитала.

— Для нашего экзамена, — сказала Назима, — нам предложили выбрать между книгой Айрис Мердок…

— Ну еще бы, — перебил ее Трантер, — великолепный образчик возвышенной подделки.

— «Говардс Эндом»…

— Ммм… — промычал Трантер. — Это какой же из Говардсов? Чей именно «энд», мы, я думаю, знаем.

— Произведением Вирджинии Вульф…

— О боже. Гибрид литературной девицы с психопаткой. И на чем же вы в итоге остановились?

— На «Портрете художника в юности».