Юлий Крелин - Исаакские саги

Также тихо, воровски, чтоб замок не щелкнул, он закрыл дверь, и вниз по лестнице бежал, уже совсем не заботясь о тишине. А дальше машина и уж, действительно, дело техники во всех смыслах. Правда, техника вождения машиной им освоена и этим сильно облегчила ему сосуществование с павшей на него любовью. Легче стало добираться до любимой… Любимой! Надолго ли? С его стороны… С её стороны… Чтоб там ни было, но пока все спят, он с ней.

По дороге Борис стал проигрывать будущий день. Сегодня две операции. Не Бог весть какой сложности. Во всяком случае, для него. Утренняя любовь никак не отразится на привычных движениях рук, так сказать, с ножом в них. Скорей всего стандартные, типичные операции. Хотя первая больная несколько старовата. В конце концов, восемьдесят лет не предел. Имеет право на жизнь. Уберут пузырь с камнями, очистят от камней протоки, промоют их, уйдёт желтуха и… живи, бабка, сколько тебе Богом отпущено. Дальше пусть сама думает о пенсии, о бедности, о чём там старикам думать приходиться.

Господи! Да причём тут операция! Я же… Причём тут!

Вот! Вот и дом. Подъезд. Будто первая любовь. Будто мальчик девятиклассник. Быстрей. Быстрей. Чёртов лифт! А чего сердце так колотится? Нет оснований. Ведь было, было. Всё было. А какие перспективы? Семья, дети. Уже взрослые. Лена! А у ней? Она-то свободна. Сегодня свободна. Чёрт с ним с лифтом. Он видно с последнего этажа ползёт. Или кто его взял? В это-то время! Не так уж и высоко… Слава Богу, дверь открыта. Открыла. Знала, что приду. Где, где ты!? Ещё в постели. Не спит. Ждёт. Конечно, ещё. Скоро утро. Ещё. Уже… Господи! Сладкая, нежная… Счастье моё!..

— Еле доехал.

— У тебя сегодня операции есть?

— Причём тут? Ещё не скоро. Я летел… Там ещё спят…

— А я ждала… Дверь…

— Да. Я видал…

— Ну, конечно. Ты ж прошёл, пришёл. — Рассмеялась.

— Милая, родная. Ты… Ты моё…

Дальше… Он быстро разделся. Лёг рядом, повернулся, обнял её и застыл. Ему уже было хорошо. Они лежали тихо и душа в душу входила ещё до того, как тело его вошло в её. Им уже было хорошо. Это и есть любовь. Зато потом, когда они изнывая и наслаждаясь любовью телесной, одновременно ворвались в бурную сладость завершения, когда почувствовали уход радостной усталости и наступления счастливого отдохновения…

А впереди работа. Какой-то бред. С другой стороны, утренняя любовь, отдохнувших за время спокойного сна, пожалуй, много эффективней и приятней. Хотя какие сравнительные степени могут после истинного, любовного удовлетворения. Любовного, а не только сексуального.

…………………………………

Борис уже стоит в дверях. Впереди больные, утренняя конференция, операции…

— До свиданья, родненькая. Позвонишь?

— Куда ж я денусь?

— С половины десятого до десяти я в кабинете. Ладно? Успеешь?

— Конечно. Я в десять только уйду.

— Только позвони. А то я жду. У меня при этом в голове ничего нет. А у меня ещё операции.

— Не спекулируй. Любовь не должна мешать операциям.

— Какая ты деловая. — Оба смеются.

— Я и сам знаю. Ты звони и тогда ничего мне мешать не будет.

— Позвоню, позвоню.

— Ты уже остываешь, а?

— Не дождёшься.

Борис уже в машине, уже едет к своему основному делу.

Основное! Кто ж скажет в эти минуты, что у него сейчас основное? Ничего, доедет, и лишь войдёт в корпус, как всё станет на свои места. А в операционной и вовсе забудет, отвлечется.

Карина во многом думает иначе. Иное отношение к музыке, например, к книгам, даже к застолью. И он стал думать немного иначе.

Чехов написал «Душечка» — это о женщинах. Просто мужское самодовольство. При любви мужчины, пожалуй, не меньше «душечками» бывают. Просто выпендриваются больше. Строят из себя хозяев жизни. А ведь всё-то на самом деле от них, от женщин зависит. А нам дают покуражиться, ласкают, якобы подчинением. Тихой сапой. Вот же и он. И всегда менялся. Наверно, потом понимает, задним числом, когда об ушедшем думает. Если думает об ушедшем. На вид без следов, как в море после корабля. А ведь не корабль. И не в море. Остаются следы в душе. И у «душечки» наверняка оставались. Чехов просто не хотел этого замечать. А, может, он и не слишком большой знаток их душ. Душечка!.. Борис душечка. Смешно. И всё же. На мир он стал смотреть её южными глазами. Темперамент, вроде, от рода. Ан, нет! Вот сейчас-то, сегодня… Армяне говорят темпераментнее северян. Да армянка ли она? А северянин ли он? И он здесь родился, и родители. А более дальние предки невесть откуда. Белоруссия… Наверное, по Германии шли, по Польше Литве… А с юга они Бог знает, как давно. Из Палестины гены-то. Да сколько уж по Европе шастают. Даже, если и из Испании, то тоже лет шестьсот тому. И он с Кариной не тот. Впрочем, последняя боль всегда иная, не похожа, сильней… Карина! Кариночка! Вот и хорошо, что другой. Да и не говорил он раньше так выспренно, так пафосно… по-восточному, а? Хм, — счастье моё!