Юлий Крелин - Исаакские саги

— А я Катя.

— Очень рад такому знакомству. — И продолжая смеяться, включил зажигание.

Продолжая взятый способ общения, Борис постепенно вспоминал всё их прошлое общение, всю компанию, где они вместе, как теперь бы сказали, тусовались, а в те времена это называлось — гужевались. Язык наш, как и весь мир сегодняшний, менялся, только значительно быстрей, на уровне изменений в стране, за которой в последние годы и не угонишься.

— Живёшь ты, как я уже понял, там же, но как лучше пройти фарватер в ваших переулках, тебе придётся быть моим лоцманом.

— Охотно. А у тебя, Боря, всё по-прежнему?

— А что у меня может быть. Генофонд произрастает, согласно законам природы. На работе тоже: посмотришь, пощупаешь, разрежешь, зашьёшь. Ещё пару-тройку, десяток дней, и следующий перед глазами и руками. А ты как, прекрасная незнакомка?

— Ну, что продолжим игру? Работа прежняя. А с Сашей развелась.

Хоть убей, но Сашу он совсем не помнил.

— Так ты, что одна живёшь?

— А что делать? Детей же нет.

— Что значит, что делать! Жизнью наслаждаться. Пока мы ещё знаем, что есть наслаждение.

Дальше игра шла в том же стиле. Может, немножко и переигрывали. Забыли предупреждение великого Владимира Владимировича: «От игр от этих бывают дети. Без этих игр родитель тигр» Но так далеко, до детей, они не зашли. Однако, у Катиного подъезда она, естественно, вежливо, по стандарту предложила зайти, выпить кофейку. Борис Исаакович в любых обстоятельствах сохранял вежливость. И кофейку испил, а вот от рюмочки отказался — за рулём же. Да он никогда и не испытывал нужды в дополнительных стимуляторах. Тем более, Катя жаловалась, печалилась по поводу своей судьбы. У Бориса был один способ утешить страдающую женщину, утишить печальные страсти её.

Он всегда был абсолютно вежливым.

— Да отказывается он от операции! Как только я ему не говорил — нет — и все тут.

— Так, он, пожалуй, и дуба даст. Что он, пьян, что ли? Или жить не хочет? Молодой ведь. Выглядит вполне цивилизованным.

— Ну, боится он, просто, Барсакыч. Кретин.

— Бояться нас — причина тоже уважительная. Человек не рожден, чтобы его резали.

— Мы не режем — мы лечим, для спасения.

— Молодец! Мне ты это дежурное блюдо не вываливай. А что я сам, по-твоему, говорю больным? Мы ле-чим! Уговорить надо. У тебя на что верхнее образование?

— У него тоже не церковно-приходская школа. Вы бы пошли сами, Барсакыч. Помахали бы, так сказать, бородой над ним.

— Еще примет меня за стражника того света, за Харона.

— Скорее за апостола Петра.

— Грамотный, больно. Ну, пошли…

— Да вот он сам идет.

— Здравствуйте. А можно мне с вами поговорить, Борис Исаакович?

— Слушаю вас. Разумеется, можно.

— Вы ведь заведующий отделением?

— Да. Видите, на кабинете заведующего написано: Борис Исаакович. Стало быть, вы правы.

Видно, Иссакыч решил уговаривание с шутки начать. И впрямь, кое-чего добился — больной улыбнулся, и заведующий с бодростью хохотнул.

— Видите ли, мне предлагают операцию…

— Барсакыч, я пойду? Мне еще писать много надо.

— Ну, иди. Да вы заходите ко мне в кабинет. Операция ведь дело серьезное — не на ходу же решать.

— Вот и я о том же.

Они прошли в кабинет. Иссакыч сел в кресло рядом со столом, больной против него на диванчик.

— Видите ли, Борис Исаакович, мне предлагают операцию, но я сейчас не могу на это пойти. У меня сейчас нет на это времени — много дел накопилось.

— На что на это вы не можете пойти? Речь же идет о жизни.

— Видите ли, Борис Исаакович, подойдем философски, хотим мы или не хотим, но конечная цель, итог у всех одинаковый — это смерть, хоть сознательно мы к ней и не стремимся.

— Отказываясь, вы стремитесь осознано.

— Минуточку, Борис Исаакович. В конце концов, никому, от бабочки до вселенной, её не избежать. А что там, за порогом мы не знаем. Может быть, что-то светлое? Хочется быть безгрешным. Лично безгрешным. А обществом нагрешили, начали оперировать его… себя — и вот вам.

— Боже мой! Чего тут философствовать! Надо решать главное, сегодняшнее, насущное! А вы… Слов же можно много нагородить, а время уходит.

— Простите, Борис Исаакович. Я отнимаю время у вас…

— Да не у меня — у себя. А как вас зовут, кстати? А то я только фамилию знаю.

Ефим Наумович. Видите ли, Борис Исаакович. Времени у меня мало, а на меня возложена важная миссия. Ну не только на меня…

— Тем более. Надо удлинить отведенное вам время.