Наталья Гвелесиани: Уходящие тихо

— Мне нужен кто-то, кому бы я могла передать свое понятие о жизни. Мне сейчас тридцать, правильно? Еще можно пока потерпеть. Но если я так и останусь без мужа, то в тридцать три возьму и рожу мальчика — высокого, красивого, прекрасного. Заметь, в тридцать три года — эти цифры для… Тс!.. ты сама подумай. Только ничего не говори. И не бери в голову, будто я стану навязывать ему свое понимание. Как всю жизнь проделывал со мной мой отец. Не-а, я не повторение. Я просто буду говорить, без нажима. Хочет, пусть слушает. Но если не поймет… Тогда кранты. Тогда я повешусь.

— Да ты что, Ксена, не надо так! У тебя еще все впереди. И потом, по-моему, в твоих словах противоречие. А вообще, в нынешнее время дети стали такими циничными — лучше их не иметь.

— А ты бы хотела мальчика? — Я же сказала: лучше их не иметь.

— Я бы его убила. Я бы мстила ему за то, что меня били.

— Господи, да что ты такое говоришь! Опять противоречие.

— Знаю. Я вообще ошибка природы.

— Да что ты наговариваешь на себя?

— Должен был родиться мальчик, но осечка вышла. Ошибка природы. Эх, Машка, кончится все это тем, что я однажды приду в церковь, схвачу отца Николая за рясу и заору: "А ну, отвечать мне на мои вопросы!"

— Да какие такие вопросы? Противоречивые?

— Вопросы следующие: Что делать? Почему когда сделаешь хорошее, получишь плохое и наоборот? Почему я крест для своих родителей? Почему родители — мой крест? Почему я негодная? Почему все негодные? Вот и отвечайте, кто может.

— У тебя что, претензии к жизни?

— Ко всей жизни в целом и к каждому в отдельности.

— Так ведь мир во зле лежит. Но не судите, да не судимы будете.

— Представь себе, я не сужу.

Наши взгляды встретились и задержались, как ладони. Я всегда вру правду, если разговор намечается серьезный. И мне за свое, чем дальше, тем больше становится неловко, между тем как собеседник только-только начинает разогреваться. Маша, набравшись моего взгляда, пришла в тихую задумчивость, оттаяла и засияла простыми понимающими глазами. Мне же понадобилась добавка. Мимо проходил парень, и я шагнула к нему из подъезда.

— Вы не подскажете, где здесь можно кофе выпить?

Хотите, считайте меня аферисткой, хотите — простой душой, а только расчет был обычный и маленький: какой же грузин откажет женщине в просьбе? Тем более в Тбилиси. Надо только объяснить ему, что ты к тому же здешняя, все у тебя на месте: мама с папой, соседи, товарищи. Разумеется, я сразу представилась и объяснила, кто мой отец.

И пяти минут не прошло, как оказались мы с Машей в салатовых "Жигулях" с Гиви, Гурамом, Мамукой и Софико. Маша сразу посерьезнела, напряглась. Сидим мы, значит, на заднем сидении между Гурамом и Гиви, и я веду разговор за двоих — за себя и за Машку, потому как спутница моя не виновата, что вляпалась в приключение.

— А далеко мы едем?

— В маленький уютный бар.

— Понятно. Хорошо все-таки устроен наш город: иногда можно обратиться за помощью к незнакомцам. Вы не подумайте, что такое случается часто, просто у нас неприятность. Понимаете, жизнь такая.

— Все будет в порядке, ты не переживай. Можно с тобой на "ты"? Мы, наверное, ровесники. Тебе сколько, если не секрет?

— Тридцать.

— ???

— Чего глядишь? Никогда не видел девушку в тридцать лет?

— Я думал, тебе восемнадцать.

— А обычно думают, что двадцать.

Машина попетляла-попетляла, видимо, ребята были не из нашего района, и выехала к бару у метро, в пятистах метрах от моего дома. Это было на руку — родители, кинувшись искать, нипочем не догадаются, что я могу угодить в злачное место у них под носом.

Вошли мы, значит, всем эскортом, наметили столик в приземистой глубине и, рассевшись, продолжили наш разговор. Только теперь в него вплетались тосты. Машка — бледная, оцепеневшая — была теперь напротив, рядом с Гурамом. Софико с Мамукой расположились по бокам. Обе пары помалкивали, и разговор мало-помалу сосредоточился на нашей с Гиви территории.

— Жизнь нелегкая, — сказал Гиви перед тем, как дружески обнять меня за плечи. До того он обволакивал меня теплотой голоса. — Я не буду лезть в душу, но знай: сейчас ты в окружении друзей, а значит, можно расслабиться и вкусить немного радости. Если хочешь, сядем в машину, отправимся в дом моего названного брата и будем жить и веселиться там столько, сколько нам будет нужно. Если только хочешь… Я не настаиваю. Все мы тбилисцы, все умеем поддерживать друг друга в беде…

— Нам домой надо, — сказала вдруг Маша. Гурам учтиво изготовился задать ей очередной безответный вопрос, но я как обычно быстренько меж ними встряла.