Евгений Лапутин - Студия сна, или Стихи по-японски

Ресторан был белый снаружи и серый (от грязи) внутри. Возмущение Леониды Леонидовны, громко высказанное по-русски, было с равнодушным любопытством от начала до конца прослушано молоденьким официантом, который в ответ сказал, что на десерт есть только холодный яблочный пирог.

«Еда должна быть в первую очередь полезной и лишь потом – вкусной, – назидательно сказала Леонида Леонидовна, слушая, как Пикус переводит ей меню, – но, впрочем, ни на то, ни на другое здесь, похоже, рассчитывать не приходится». Ее порицания удостоились и тарелки, недостаточно – при пристальном изучении – чистые, но официант отказался заменить их на другие. «Не в правилах нашего заведения, – переходя на издевательскую высокопарность, продолжил он, – разрешать посетителям самостоятельно мыть тарелки. Нарушившему данные условия будет отказано в дальнейших посещениях заведения. Несогласному же с этим будет рекомендовано воспользоваться услугами других заведений, которых, кстати сказать, поблизости не наблюдается».

Девочкам происходящее нравилось, и когда, улучив минутку, официант поинтересовался их именами, они с удовольствием назвались Розой и Лилией, что вызвало у Пикуса прилив благодарного удовольствия. Леонида Леонидовна тут же встряла и озабоченно спросила, мол, как же так, ведь раньше было по-другому.

– Нет, теперь и отныне только так, – твердо сказал Леониде Леонидовне Пикус, в качестве отступного разрешив ей протереть тарелки салфеткой, которую она пропитала своими духами.

– Будет немного пахнуть, – объяснила она недоумевающим сестрам, – но зато микробам капут. Адам Янович, переведите, пожалуйста, а не то они сочтут меня за сумасшедшую.

Кажется, до холодного яблочного пирога дело не дошло; у каждого во рту был привкус сладких духов, но лишь Леониду Леонидовну он не обременял никак, а напротив, наполнял ее сдобным умиротворением и спокойствием из-за того, что во время еды никто не подцепил никакой заразы. Пикус заметил, как раскраснелись ее щеки и какая необычная истома появилась в глазах.

– Кажется, я охмелела, – низким грудным голосом произнесла она, когда они, наконец, поднялись из-за стола, – ведь духи, они на спирту?

Ни эта последняя реплика, ни особая цепкость Леониды Леонидовны, которую она продемонстрировала, взяв, вернее, схватив Пикуса под руку, не предвещали ничего хорошего, тем более вспомнилось, что сегодня первый день их свадебного путешествия со всеми вытекающими отсюда ночными последствиями.

Теперь думалось только об этом, и поэтому дорога обратно в мотель показалась совсем короткой – собственное сердце в два прыжка преодолело ее.

У девочек заплетались ноги, слипались глаза и не было сил больше бодрствовать. Пожелав взрослым спокойной ночи, они вошли в свою комнату, где их поджидали кровати, такие же, как и они сами, то есть совершенно неотличимые друг от друга. Девочки вознамеривались еще немножко поспорить, кого из них зовут Лилией, а кого – Розой и кто на какой кровати будет спать, но усталость переборола, и они одновременно заснули, не раздеваясь, в одной и той же позе.

Пикусу же спать не хотелось. Он с ненавистью слышал, как за стенкой принимает душ Леонида Леонидовна, и с отчаянием смотрел на единственную широченную постель. Кажется, то, что предстояло ему, называлось райским наслаждением.

Душ за стеной угомонился; последовавшее мокрое шлепание самым неприятным образом указывало на неизвестную дотоле анатомическую особенность Леониды Леонидовны, а именно – ластоногость, что подтвердилось косвенным образом, когда она, потушив свет и юркнув под одеяло, туда же затащила и Пикуса. С опаской прикоснувшись к ней, надеясь, что чудо и подзабытая привычка приободрят вялые чресла, он вдруг с ужасом обнаружил, что обнимает тюленя – такая холодная и мокрая была у нее кожа. Его испуг и дрожь она ошибочно приняла за любовный трепет, за лихорадку страсти и, усугубляя ошибку, застонала, закорчилась и тут же принялась за тело Пикуса, не оставляя без внимания ни одного уголка, будто занималась обыском. Требуемого не находилось, вернее, находилось, но было оно в совершенно непригодном для употребления состоянии.

– Это ничего, это бывает, – то ли себя, то ли Пикуса успокаивала Леонида Леонидовна, – а вот если попробовать на зубок, глядишь, дело и заспорится.

Когда с бесповоротной ясностью оба они поняли, что первая брачная ночь в общепонимаемом смысле невозможна, Леонида Леонидовна пообещала обессиленному Пикусу, что либо робость его со временем пройдет, либо какой-нибудь замечательный доктор все приведет в порядок, но в любом случае не стоит принимать все близко к сердцу, а для первого раза вполне можно ограничиться и поцелуями. Впрочем, с ними не заладилось тоже: ни с того ни с сего заложило нос, а Леонида Леонидовна, оказавшаяся большой любительницей поцелуев в губы, исполняла это с совершенно невероятной герметичностью.