Андрей Шляхов - Лев Толстой и жена. Смешной старик со страшными мыслями

В ответ на «подарок» мужа Софья Андреевна, желая публично смыть с себя обвинения, высказанные в «Крейцеровой сонате», пишет автобиографическую повесть «Кто виноват? ». В основу этой повести лег все тот же сюжет «Сонаты», но рассмотренный с другой, совершенно противоположной, точки зрения.

Главный герой, князь Прозоровский, деспотичный сладострастник (узнаете?) в тридцать пять лет женится на наивной восемнадцатилетней девушке Анне, девушке благородной, переполненной идеалами, и к тому же глубоко верующей.

Еще в качестве жениха князь вожделеет Анну, а после венчания овладевает женой прямо в карете, нанеся ей так и не затянувшуюся в течение всей жизни душев -ную рану.

Когда же в Анну влюбляется умирающий чахоточный художник, причем влюбляется совершенно платонически, ревнивец Прозоровский убивает несчастную женщину, сохранившую ему верность.

Близким, и в первую очередь сестре Татьяне, с трудом удалось уговорить Софью Андреевну не публиковать свое произведение. Возможности для публикации у графини Толстой были, ведь она в то время являлась издателем романов и повестей своего мужа.

Цензурный запрет на печатание «Крейцеровой сонаты» расстроил Софью Андреевну куда больше, чем самого автора. Ее весьма честолюбивая натура не могла смириться с тем, что кто-то посторонний волен диктовать ее мужу (и ей самой), какие произведения печатать можно, а какие нельзя. Недолго думая, она решила добиться аудиенции у императора Александра III и по -лучить от него разрешение на печать «Сонаты». Лев Николаевич пытался отговорить жену от подобного шага, но безуспешно — недовольство мужа послужило для Софьи Андреевны дополнительным стимулом.

13 апреля 1891 года Софья Андреевна была принята императором в Аничковом дворце и получила от него желаемое разрешение. «Не могу не чувствовать внутреннего торжества, что, помимо всех в мире, было дело у меня с царем, и я, женщина, выпросила то что никто другой не мог бы добиться, — торжествуя, писала она в дневнике и добавляла спустя несколько дней: — Вот мне и захотелось показать себя, как я мало похожа на жертву, и заставить о себе говорить; это сделалось инстинктивно. Успех свой у государя я знала вперед: еще не утратила я ту силу, которую имела, чтоб привлечь людей стороной симпатии, и я увлекла его и речью и симпатией. Но мне еще нужно было для публики выхлопотать эту повесть».

Софья Андреевна слегка покривила душой, написав далее: «Если б вся эта повесть была написана с меня и наших отношений, то, конечно, я не стала бы ее выпрашивать для распространения».

Лев Николаевич не разделял «женского» триумфа Софьи Андреевны. «Утверждать, что женщина обладает той же душевной силой, что мужчина, что в каждой женщине есть то же, что в мужчине, значит лгать самому себе», — писал он в дневнике 17 июня 1891 года. Ему казалось, что Софья Андреевна одержала победу над ним самим, и простить ей этого было невозможно.

Кстати говоря, у скрипача из «Крейцеровой сонаты» и у художника из повести «Кто виноват?» уже после написания этих произведений появился «прототип» — известный композитор и пианист Сергей Танеев. По выражению Льва Николаевича, ревновавшего к Танееву свою жену, это был «совершенно невежественный человек, усвоивший бывшее новым тридцать лет тому назад эстетическое воззрение и воображающий, что ои находится в обладании последнего слова человеческой мудрости».

В дневниках Толстого Танеев упоминается не раз:

«Танеев надоел».

«Танеев... противен мне своей самодовольной, нравственной и, смешно сказать, эстетической (настоящей, не внешней) тупостью».

В 1896 году, желая провести лето в Ясной Поляне, Танеев на правах старого знакомого снял за сто тридцать рублей один из флигелей, тот самый, в котором обычно останавливались Кузминские.

Танееву шел сороковой год. Он был невысоким, полным, курносым, — словом, некрасивым, но в то же время каким-то уютным, сразу же при знакомстве располагавшим к себе. А еще Танеев был рассеян, робок и хорошо музицировал. Софью Андреевну, недавно потерявшую младшего сына Ванечку, его игра трогала до слез.

С Танеевым Софье Андреевне было хорошо — он не только душевно играл ее любимого Мендельсона, но и оказался превосходным слушателем. Постепенно дружеская приязнь перешла в совершенно невинную нежность, но этого хватило Льву Николаевичу для ревности.

Софья Андреевна в ответ на упреки мужа заявляла, что он сошел с ума, осмелившись заподозрить ее в романе с мужчиной, годившемся ей чуть ли не в сыновья (Танеев был двенадцатью годами моложе), что она любит одну лишь музыку и ничего более.