Женя Павловская - Обще-житие (сборник)

Как же ей не быть демократкой? Кем еще?

Дамы дружили по месту жительства. Перебежишь дорогу — в кондо у Дианы Петровны. Перебежишь в обратном направлении — лифт на четвертый этаж, и вот уже у Марии Львовны, квартира 416, пятая дверь налево.

Невзирая на значительную разницу в социальном статусе, им всегда было о чем поговорить и дружески поспорить. Например, они каждый раз сходились во мнении о низких моральных качествах Райки — племянницы Марьи-Львовниной соседки. Эта наглая выдра Райка, бесстыжие ее зенки, позволяла себе такое декольте, что больше видно, чем не видно. Ни сама Диана Петровна, ни, конечно, Мария Львовна ни за что бы себе подобное не позволили. Ни за какие деньги! А эта — наштукатурит ресницы, аж краска кусками валится, туфли на шпильке напялит и идет, играет задом, как лошадь — смотреть тошно. К тому же Райку, но это, конечно, между нами, неоднократно замечали в ресторанах с кавалером — то ли пуэрториканец, то ли вовсе индус. Весь в белых джинсах в обтяжку, специально, чтобы все там у него выделялось, а лохмы черные резинкой в хвост собраны. Тьфу — и все! Точно говорю, мафиози или гомосексуал какой — их теперь вон сколько расплодилось. Раз позволено, то чего ж не стать голубым? Всякий станет. Очень даже легко!

— Скажите мне, как это можно? Нет, нет, не представляю! Я бы с таким в ресторан — никогда в жизни! Я в молодости даже одному сыну профессора из-за его прически отказала! — возмущалась, воздевая к люстре полные руки, Диана Петровна.

— И не говорите! Никакого воспитания! Полное отсутствие всяких моральных критериев! — вздыхала Мария Львовна. И краешком памяти напрягалась: как бы эту красивую фразу сказать по-английски? Но нет, не складывалось.

Отведя душу справедливой критикой, угощались домашненьким, заваривали чай «Николай Второй» со смородиновым листом. Иногда и рюмочку пропускали, обсуждали сериалы. Не всегда, конечно, сходились в том, поженятся ли Хорхе и Росита в следующей серии и согласилась ли бы сама Диана Петровна пойти в ночной клуб с полковником Ринальдо, мужем этой зубастой лахудры Терезии. Однако генеральная линия по большинству пунктов совпадала. И это им обеим было приятно — что они такие достойные, глубоко чувствующие мораль и приличие женщины. Молодое поколение совсем другое нынче, и не сравнить даже. Просто страшно — как они без всяких понятий жить будут? Возьмите хоть эту хамку Райку с ее хахалем. Ужас!

Диана Петровна, кроме вышеуказанных многочисленных достоинств, была просто гением по части кулинарии — котлетки из телятины таяли во рту, не поверите, как мед, как майский зефир, то есть ветерок, а не конфеты. А блинчики из собственной семейной блинной — это просто что-то неземное! — и с яблоками, и с мясным фаршем, и с грибами, и с творогом, и особые, фирменные, с рыбой и наперченным жареным луком… Нет, честное слово, легче описать восход солнца над рекой Ганг или извержение вулкана Шевелуч, чем эти блинчики.

Мария же Львовна, будучи по всем статьям демократкой, держала кухню как раз наоборот — аристократическую. Такая уж у нее была с детства противоречивая и сложная натура. Стряпала вареную макрель под польским соусом. Положа-то руку на сердце, этот польский соус — просто растопленное сливочное масло с рублеными яйцами. Одно слово, что польский. Да и макрель не осетрина. Зато вилки к рыбе давала не нормальные, как у людей, а специальные полуложки-полувилки. Бульон — это, видите ли, у нее «консоме» называется, а сбоку магазинный слоеный пирожок пожилой сиротой скукожился на блюдечке. Салат тоже — разве это салат? Побрызгает сырые листья уксусом — вот вам и салат. Как для козы.

Диана Петровна вообще относилась к Марии Львовне несколько иронически: мол, тоже мне, интеллигенция! Сто лет назад какой-то электрический — ах, скажите мне пожалуйста, — институт кончила. Ну, электричество в этой стране, нивроку, и без ее помощи включается-выключается.

Сама три года одно и то же задрипанное драповое пальто таскает, а маникюр — кто ж его замечает? Чему, спрашивается, в институте-то научили? Да ничему не научили! Деньги есть? — ответ: нет! Муж есть? — ответ: нет! Борщ сварить может? — нет и нет! И вообще, Диана Петровна подозревала, что вместо сливочного масла в польский соус подруга по своей провинциальной привычке маргарин кладет. Нечего и говорить, всякий понимает: что Уфа, а что Одесса! Две большие разницы. Смешно даже сравнивать.

Мария Львовна, со своей стороны, тоже великодушно прощала Диане Петровне многое. С удовольствием проявляла терпимость. Лишь изредка, улыбаясь уголком сухонького рта, замечала: «Что это вы, Диана Петровна, опять с утра „купались“? Ведь пляж, насколько я знаю, закрыт в ноябре. А в ванной, моя милая, не купаются, а моются. Мо-ют-ся! Запомните! И я, конечно, понимаю, что вы со своего одесского детства и юности привыкли употреблять „ложить“ вместо „класть“, а в слове „поняла“ делаете ударение на первом слоге. Хотя мне это даже где-то нравится». Но из внутреннего ехидства не уточняла, где это ей нравится и с какой стати она от этого такое удовольствие получает.