Патрик Рамбо - Деревенский дурачок

— А вдруг? — игриво предположил ее муж.

Я все хитрил.

— У нас продажу наркотиков контролировало государство, не важно, куда их возили, главное — республика обогащалась. Наркотики приносили больше дохода, чем гевея и соль. После поражения при Дьенбьенфу я знал французов, которые продолжали торговлю на свой страх и риск в крошечных барах, за стойкой. Такие притоны появлялись и мигом исчезали на берегах Меконга.

— О каком поражении вы говорите? — вдруг перебил хозяин.

Я прикусил язык: что из себя представляет долина Дьенбьенфу, они узнают лишь на будущий год! Промычал в ответ что-то невнятное и умолк, как-никак разговаривать с набитым ртом неприлично…

Слухи о моем славном прошлом распространились быстро. Во вторник с утра Колченогий уже величал меня «лейтенантом», хотя мы с ним по-прежнему были на «ты».

— Гляди, лейтенант: берешь раков, одному из дюжины обрываешь клешни; клешни бросаешь вон в тот котел.

— Зачем?

— Из них варят раковый суп, который подают с кнелями. Везде свои хитрости.

— Посетители не скандалят, получив такого рака?

— А чего им скандалить? Раки дерутся и в драке обрывают друг другу клешни.

На рынок только что завезли свежие продукты, и мадам Поль лично обходила ряды, выбирая, что подешевле. Пользуясь ее отсутствием, я рассказал Колченогому о вчерашнем визите к хозяевам. Когда я упомянул, что господин Поль участвовал в Сопротивлении, Колченогий насмешливо осклабился:

— Да он бесстыдно наживался на черном рынке! Мне Шампо-младший рассказывал. Его отец рыбой торгует, знаешь, наглый такой мужик в рыбных рядах на рынке. Так вот, всю войну они с Полем мошенничали вовсю. Сопротивление! Никакого Сопротивления, если дельце выгодное! Конечно, когда союзники на танках въехали в Париж, выяснилось, что он где только не участвовал. Впрочем, он и сейчас своего не упустит, такая уж порода. Знаешь, как сделать яичницу с двумя глазками из одного яйца? Я тебе покажу.

Выходит, господин Поль меня обманул, Луиза меня обманула, я тоже обманываю их. Мы все тут друг друга стоим. Но если я скажу им правду, разве они поверят? Тем временем Колченогий извлек из ящика стеклорез, взял в левую руку яйцо, провел алмазом, наметив через всю скорлупу тонкую, едва заметную линию, обмакнул в подсолнечное масло наточенный нож и острым лезвием очень ловко рассек яйцо точно пополам. В самом деле в миске плавало два желтка. Явно гордый своим мастерством, Колченогий сказал небрежно: «Если рука дрогнет, желток растечется». Завороженный его искусством, я не заметил, как на кухню вошла Луиза. Она положила на сервировочный столик купленные на рынке фрукты. Поскольку они с мадам Поль вернулись, мы перестали злословить и занялись делом. Я добросовестно пересчитывал раков и каждому двенадцатому отрывал клешню. Луиза на другом конце кухонного стола крошила овощи, не поднимая глаз. Все утро, стоило мне взглянуть на нее, она отворачивалась, будто я в чем-то перед ней провинился. Пришлось притвориться рассеянным и равнодушным. Во время послеобеденной передышки она подсунула мне под дверь записку: «Вы на меня не сердитесь?» Вот дурочка! Я постучался к ней. Но ее не было в комнате.

Вечером мы по-прежнему не замечали друг друга. При постоянной суете и сумятице на кухне нам это вполне удавалось. Над жареной свиной ножкой трудно объясниться в любви, зато нетрудно изобразить полнейшее безразличие. Но, забирая у Луизы половник, я случайно коснулся ее руки, и по руке пробежала дрожь. Не глядя на меня, девушка убежала в зал с тарелкой селедочного паштета.

Дни шли за днями: все та же суета, все та же усталость. В субботу мы с Колченогим опустили жалюзи на витрину, заперли двери и спокойно отправились к себе на чердак. Колченогий жил в мансарде на другом конце длиннющего коридора. Пока мы поднимались на седьмой этаж, он дал мне адрес притона курильщиков опиума в конце улицы Лепик, где собирались все ветераны экспедиционного корпуса. Колченогий очень живописно рассказывал, как умудрялись разводить мак солдаты его гарнизона в Тонкине, где постоянно шли бои. Впрочем, я слушал вполуха, поскольку страшно устал за день. Простившись с ним, я заковылял к себе и едва не налетел на Луизу — она стояла у крана и наполняла водой кувшин. Столкнувшись нос к носу в пустынном темном коридоре, мы были вынуждены заговорить. Боясь потревожить в поздний час других жильцов, она сказала шепотом: «Я порвала с Бебером. Из-за вас». Глаза Луизы светились зеленым, словно кошачьи. Я не смел шевельнуться, не смел ответить ни слова. Она стремительно исчезла, расплескав из кувшина воду на кафельный пол. Свет автоматически выключился. Я остался в полной темноте.