Анна Матвеева - Есть!

Косметолог Вовочка голубых чует на счет «раз» – они к ней часто захаживают ради особых процедур, описывать которые Вовочка не любит. Вообще настроение у Вовочки сегодня не из лучших, поэтому она старается держаться как можно дальше от соседей по столу – тоненького Сени и вполне увесистого, дурно пахнущего в области рта и ног доктора Василия Святославовича. Запахи Василия Святославовича безнаказанно окутывают его собеседницу – горемычную женщину по имени Валя, которая, кажется, перепутала докторскую специализацию соседа и зачем-то исповедуется ему в грехах своего мужа. Мама Вали – усатая старуха в красной накидке-болеро – иллюстрирует Валину речь и указывает пальцем на импозантного Кирилла, занявшего удобную диспозицию на противоположном конце стола. На самом деле Вале следовало бы смотреть в другую сторону и делиться душевными скорбями с прекрасным доктором Денисом Мертвецовым, который привел на нынешнюю встречу, кажется, всех своих секретарш. Этот девичий цветник отличается от цветника подлинного лишь тем, что цветы Мертвецова не умеют хранить тишину и радоваться пчелам – они щебечут и хохочут, усаживаются друг к другу на коленки и ласково снимают с плеч соседок нитки, пушинки, волоски и прочую постороннюю невесомость.

Доктора Мертвецова почти не видно – он скрылся в море девиц чуть ли не по самую макушку. Ах, как завистливо глядит на него депутат Эрик Горликов – смотрите, он почти насквозь прокусил нижнюю губу, пытаясь привести себя в чувство! Но и у Горликова есть собственный наблюдатель – Игорь, он же Гермес Александрович, отзывающийся на кличку Саныч. Мечта Саныча – протоптать тропку в исполнительную власть, впрочем, он согласен даже на законодательную, лишь бы тропка не обманула и вывела прямиком к заветному креслу. Пока же под спиной и попой Гермеса – всего лишь неудобное и ребристое, как тощая любовница, кресло на колесиках, которые, впрочем, не желают крутиться, а значит, использовать их по назначению невозможно.

Куда удобнее устроились соседи Гермеса по этому уже неприлично растянувшемуся застолью. А ведь эти соседи с трудом размещаются в обычных условиях и форматах – Альфонсо спит на особой, под заказ сделанной кровати, Массимо как можно реже выходит из дома, Марио же и Джанлука, будучи вынуждены путешествовать, заказывают дополнительные кресла в самолете. Сейчас итальянцы из «Ла Белла Венеция» чувствуют себя на самой высокой отметке по шкале комфортности – всем братовьям нашлось место на длинной и высокой скамье, покрытой к тому же мягкими подушечками. Слышите, как благожелательно рокочет Альфонсо, как покряхтывает Массимо, как блаженствуют после бесконечной беготни Джанлука и Марио? Стоп, здесь даже, кажется, присутствует заветная матовая бутыль – Альфонсо приставил ее к скамейкиной ноге как еще одну дополнительную ногу. Или же как костыль для себя лично, если выражаться афористически.

Иностранную компанию дополняют (и в то же время оттеняют) европейцы-антиподы – рафинированные Фридхельм и Анке Вальтер. Соседей своих Вальтеры изучают терпеливо и благожелательно, как учитель каракули первоклассника. А вот родители режиссера Пушкина явно жалеют, что не обучены иностранным языкам, – у мамы на языке скопилось много ядовитых словечек по поводу неудачного соседства, но перевести их на немецкий возможности нет, и Пушкина ерзает на колченогом стуле без всякого шанса выговориться.

Вы, читатель, разумеется, давным-давно поняли, что за компания собралась сегодня за этим странным столом. Поняли, но терпеливо ждете, пока автор выговорится до конца – в отличие от мамы Аркадия Пушкина у него такая возможность имеется. Автор упомянет и щепку-критикессу, воспевающую в собственных сочинениях собственные золотистые волосы, и повара-дисквалификанта Градовского, и Еленочку с Лизой, и всех Екиных студентов, и яркую личность Агнессу, и Димочку с его мамой… Автор не забудет усадить Ирак в строгом географическом соответствии с Иран, познакомит Дода Колымажского с Гениной подругой детства Ленкой, представит, как обещал, стилиста Эмму Буркину и даже, возможно, временно оживит давно почивших героев – ба Ксеню и бабушку Клаву. Автору так хотелось собрать в устроенной для этой цели комнате всех второстепенных героев, что он не пожалел времени – и, может быть, лично стаскивал сюда места для сидения. Автор вспомнил даже про второстепенную кошку Шарлеманю, которая – видите? – подсовывает шерстяную голову под знакомую руку Дода – точь-в-точь так, как машина въезжает под привычный шлагбаум. Устоявшийся равномерный гул, который всегда сопровождает людей, собравшихся в одной точке и ожидающих начала или развязки зрелища, внезапно стих. Величественно покашливая, во главе стола встал во весь рост молодой человек, обладающий настолько располагающей внешностью, что присутствующим немедленно захотелось доверить ему свои жизни, с их тайнами, сложностями и пин-кодами. Дамы хором вздохнули, мужчины уважительно насупились, старушки пустили слезу.

Читать дальше