Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

Разумеется, вскоре у нее занемели конечности, и она переменила позу. Алия с интересом взглянула на нее и спросила:

— Ты новенькая?

— Не совсем, — ответила Майада. — Я прибыла сюда за день до тебя.

Алия наклонила голову.

— Меня держат под стражей уже больше двух лет, — сказала она. — Говорят, срок заключения составит пятнадцать лет.

Теперь Майада поняла, почему Алия так горевала. Ей было страшно представить, что она проведет в Баладият еще хотя бы сутки! Она подумала, что если бы ей сказали, что ей предстоит остаться в тюрьме на пятнадцать лет, она бы покончила жизнь самоубийством: грызла бы собственную плоть, вонзилась в вены зубами, несмотря на то, что ислам запрещает убивать себя.

Алия тихо сказала:

— Я родилась в южной провинции Басра. Муж получил образование инженера, но он несколько лет сидел без работы. Когда родился наш первый ребенок, он совсем отчаялся и уехал из Басры, чтобы поискать дело в Иордании. Ему не удалось устроиться по специальности, и когда он нашел место в пекарне, мы сочли это чудом.

Через два года он скопил достаточно денег, чтобы снять комнату в Аммане. Он купил кровать, стол, два стула, маленький холодильник и электроплитку, после чего послал за мной и дочерью Сузан. Муж говорил, что так сильно скучал без нас, что ему не удавалась выпечка. Он писал, что сжег не меньше дюжины буханок, сокрушаясь о том, что дочка растет без отцовской ласки. Он был уверен, что когда-нибудь, горюя, сожжет всю выпечку, поэтому связался с моим братом, генералом иракской армии. Я знаю, шииты нечасто становятся генералами. Ему никогда не позволяли принимать важных решений и не повышали зарплату, в отличие от суннитов.

Муж попросил брата подготовить документы. Он так и сделал. Брат — щедрый человек: он заплатил 700 тысяч динаров [350 долларов] налога за наши паспорта и дал мне 100 тысяч динаров [50 долларов] на поездку. Он даже согласился поехать вместе со мной, потому что мне требовался махрам.

Во время войны погибло множество мужчин, которые были чьими-то мужьями и отцами, а санкции ООН привели к обнищанию Ирака. Поэтому некоторые иракские женщины переходили границу с Иорданией, чтобы заняться проституцией, заработать денег и иметь возможность прокормить детей. Когда Саддам узнал о том, что иракские женщины позорят родную страну, продавая свое тело, он издал приказ: все женщины должны путешествовать с махрамом — мужем или родственником, за которого она не может выйти замуж, то есть отцом, братом, дядей, племянником, отчимом, тестем или шурином.

Алия продолжила рассказ:

— На иракской таможне в Трайбиле у нас забрали паспорта, чтобы поставить штамп. Потом мне, дочери и брату приказали отойти в сторону, и два офицера стали избивать моего брата. Мне показалось, что перед нами разверзся ад. Когда один из них коснулся его электрошокером, брат потерял сознание. Трехлетняя дочь завизжала от страха. Другие путешественники кричали и отворачивались. Наконец, чтобы восстановить порядок на таможне, нас отвели в маленький кабинет. Полицейские вопили, кричали, спрашивали меня, где я взяла паспорт. От ужаса я потеряла дар речи, но, слава Аллаху, в это время брат пришел в себя. Он уверил полицейских, что получил паспорт в заслуживающем доверия паспортном бюро в Басре. Когда он забирал его, все было в порядке.

Этот ужасный человек с электрошокером заорал, что я путешествую с украденным паспортом. Он бесновался, а мы с братом ошеломленно смотрели на него.

Они не поверили, что мы не делали ничего плохого, и перевели нас троих в камеру предварительного заключения в Аль-Рамади, где продержали три недели. Никто нас не допрашивал и не пытал. Казалось, о нас забыли. Наконец брата освободили без всяких объяснений, но он не мог ничем нам помочь, потому что паспорт принадлежал мне. В первой тюрьме меня с дочерью продержали полгода. Бедную малышку забирали вместе со мной в комнату, где вели допрос. Ей приходилось смотреть на то, как меня избивают. — Лицо Алии омрачилось от горя при этом воспоминании. — Самое сложное, что я делала в своей жизни, — пыталась сдержать крики во время пыток. Они били меня, но я кусала язык до крови. Я не хотела, чтобы моя доченька мучилась от ужаса, видя, как пытают ее мать. Один из самых злобных охранников даже привязал ее к столу, пригрозив, что они будут пытать Сузан. Меня тоже связали и заставили смотреть, как они избивают маленькую девочку. Она кричала так, что у нее выскочил пупок. Когда они заметили это, то зашлись от смеха.