Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

Он доказал ей, что она права, когда, взглянув через плечо, чтобы убедиться, что охранники ушли, тихо сказал:

— Вы вылечитесь, стоит вам выйти на свободу. Но я никак не могу повлиять на вашу судьбу, и потому дам вам таблетки, которые успокоят ваше сердце.

Он повернулся, чтобы открыть ящик металлического шкафа, достал оттуда пакет маленьких розовых таблеток, передал их Майаде и объяснил:

— Положите одну под язык и подождите, пока она растворится. Делайте так каждый раз, когда почувствуете боль в груди.

Он предупредил:

— Постарайтесь не принимать больше одной таблетки за несколько дней, потому что из-за них у вас может сильно разболеться голова.

Майада уже засунула таблетку в рот. Она кивнула.

Врач отвернулся и стал что-то писать.

Когда таблетка растворилась, Майада осмотрела кабинет. Она заметила, что кушетка покрыта черным пластиком, и на нем после утренней бури остались следы песка. Вдруг она поняла, что он может сослужить ей хорошую службу. Заботливое отношение доктора натолкнуло ее на одну мысль. Ей было нечего терять, и она решила рискнуть: она написала телефон дедушки своих детей, с которым продолжала общаться после развода с его сыном. Уповая на доброту доктора, Майада обратилась к нему:

— Доктор Хамид, пожалуйста, позвоните по этому номеру и скажите, что Майаду забрали в Баладият. Пусть они свяжутся с моей матерью Сальвой в Аммане. Она знает, что делать. — Майада не сводила глаз с молодого врача.

Доктор Хамид долго, пристально разглядывал ее. На лице отражалась борьба между разумом, который предупреждал, что если кто-нибудь узнает об этом разговоре, его ждут мрачные последствия, и сердцем, которое сокрушалось при виде человеческой трагедии. Молодой человек внимательно посмотрел на номер. Майада, затаив дыхание, наблюдала за тем, как шевелятся его губы. Она поняла, что он запоминает цифры. Доктор еще раз взглянул через плечо, взял тряпку и стер с пластика песок и написанный на нем номер. Он ничем не показал, что одержало верх: разум или сердце. Но Майада поняла, что позвонит он или нет, ему хотелось найти в себе смелость, чтобы позвонить. Она должна понимать, что они оба, как и все иракцы, живут в ужасное время, и этого доброго человека могут замучить до смерти за то, что он отступил от правил поведения, установленных партией «Баас».

Майада открыла рот, чтобы спросить, может ли она рассчитывать на его добросердечие. Но в этот момент вернулись охранники. Они заявили, что должны отвести ее обратно в камеру. Майада замерла, испугавшись, что доктор Хамид, чтобы защитить своих близких, расскажет этим людям о том, что Майада попросила о помощи. Но он ничего не сказал, только посмотрел ей в глаза и заметил:

— Вы выздоровеете. Возвращайтесь в камеру и попытайтесь уснуть.

Его слова подарили Майаде надежду на то, что он сделает спасительный звонок.

Тюремщики быстро повели ее в камеру 52, хотя она просила их не спешить, потому что у нее сильно болело в груди. Но они пропустили ее мольбы мимо ушей. Из-за быстрой ходьбы у нее закололо сердце, и она удивилась, ощутив облегчение, когда вернулась в камеру.

Самара подбежала к Майаде и помогла ей взобраться на нары. Другие женщины-тени собрались вокруг нее, чтобы устроить поудобнее. Вместо подушки ей дали сложенное одеяло, а второе положили на сетку, чтобы ей не было холодно. Третьим она накрылась. Видимо, пока Майада была в больнице, женщинам принесли ужин. Самара, как и обещала, оставила для нее тарелку, но Майада не хотела есть.

Женщины рассказывали о себе. Майада узнала, что женщина по имени Раша — шиитка с юга. Сафана была курдкой. Ей запомнилась одна безымянная женщина — суннитка из Багдада. Они попросили Майаду описать то, что она видела, когда ее выводили из камеры. Она, тяжело вздохнув, ответила, что пока не может говорить, но завтра с радостью все расскажет.

Одна из женщин-теней задала вопрос, которого Майада ждала с тех пор, как объявили ее фамилию.

— Скажи, ты родственница великого Джафара-паши аль-Аскари?

Майада на секунду задумалась над ответом. Сначала она хотела все отрицать, потому что люди часто начинали вести себя так, словно она считала себя выше остальных, хотя, конечно, это неправда. Некоторые, услышав о том, из какой семьи она происходит, превращались в ее заклятых врагов. Другие вдруг начинали говорить с чрезмерной почтительностью, словно она — член королевской семьи. Но, глядя в добрые глаза простых женщин — соседок по камере, Майада вдруг поняла, что они останутся такими же чуткими и внимательными, чьей бы родственницей она ни была.