Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки

Она стала ходить гулять одна — и далеко от дома; видела играющих детей и размышляла: что это за чувство такое — материнство?.. Она как будто заново открывала для себя этот чуждый ей мир. Благоговейно взирала она на банановые кущи, на сплошные кустарниковые заросли и непроходимый лес. Это было еще до чрезвычайного положения, и она могла ходить повсюду безбоязненно.

И во время одной из таких прогулок она впала в первый свой грех — с черным парнем, среди банановых деревьев на плантации. Свобода! После этого было еще несколько любовных свиданий, которые окончательно отдалили ее от мира мужа и остальных английских офицеров.

Когда он вернулся, она не спала. Он подошел к ней, еще не остыв от возбуждения. Не стал зажигать свет, а молча присел к ней на постель.

— Где ты был?

— Да так… захотелось посмотреть старые места перед отъездом.

— Иди ко мне… Боже мой, какой ты холодный! А я, дурочка, ждала, что ты меня согреешь.

— Ночью здесь всегда холодно, разве тебе это впервой?

— Иди ложись…

И вдруг ей захотелось вот сейчас, в темноте, рассказать ему о своем любовнике. Она не смотрела ему в глаза: боялась, что не отважится… Гладила его по голове, раздумывая, с чего начать. Сердце гулко билось в груди. «Чего я испугалась?»

— Мне нужно тебе кое-что сказать… — Она убрала руку с его головы. Дальше язык не повиновался. — Ты… ты простишь меня?

— Конечно, прощу. Все прощу! — Он был заинтригован. Что она может сказать ему больше или хуже того, что написано им в блокноте? Это он должен исповедоваться перед ней, рассказать, как пытался изгнать из себя дух шамба-боя. Но он подождет — ведь ее исповедь, наверно, не займет много времени. Он отдаст потом ей этот блокнот, а сам пойдет в ванную — пусть она без помех прочитает его душевные излияния.

— Конечно, я все прощу тебе, — повторил он ободряющим тоном. — Говори, я слушаю, — прошептал он нежно.

И она рассказала ему о своем любовнике — их шамба-бое.

Он слушал, и кровь леденела у него в жилах. Мужество покидало его.

Сможет ли он простить ее? Она сейчас хочет только одного — забыть старое и начать новую жизнь. Она закончила, и ее голос замер. Она слышала только биение своего сердца и ждала, что он скажет.

Но он молчал. Какое-то оцепенение овладевало им: заползало в руки и ноги, в рот, в сердце… Мужчина. Его шамба-бой. Он встал и пошел к двери.

— Милый, пожалуйста! — невольно вырвалось у нее. Это его молчание страшнее всего… — Не уходи… Это было так давно, еще до чрезвычайного положения.

Но он даже не задержался у дверей, вышел в гостиную. Сел на софу — на то же место, где сидел до поездки в лес.

Машинально стал играть ручкой деревянной кофейной чашки.

По всем критериям идеального британского чиновника-офицера он оказался никчемным человеком. В семейной жизни эти критерии были весьма простыми — он считал, что ему достаточно быть примерным мужем, и все. У него не было, как ему казалось, причин сомневаться в верности жены, а у нее не должно было быть причин изменять ему… Как могла эта женщина, его жена, опуститься до того, чтобы спать с этим… с этим животным? Как могла она так продешевить, втоптать свое гордое тысячелетнее имя в грязь, в такую грязь?..

Он зашел в своем «идеализме» слшиком далеко. Этот «идеализм» заслонил от него реальность. Увлекшись «цивилизаторской миссией», честолюбивыми мечтами, он в известной степени пренебрег своей женой, и шамба-бой занял его место. Возможно даже, что такое случается и с другими… Но это малоутешительно для него сейчас, в гостиной, где только немые голые стены — свидетели его позора. Кофейная чашка выпала из рук и раскололась. Он встал и начал ходить по комнате — медленно, бесцельно, не замечая ничего и не глядя никуда: ни во вчера, ни в завтра. Потом взял свой блокнот, открыл его наугад:

«Белый человек в Африке должен принять для себя более суровый, чем на родине, моральный кодекс и в семейной и особенно во внесемейной жизни. Мы должны служить примером для наших африканских подданных, таким примером, которому они могли бы следовать».

Он захлопнул блокнот и пошел в кухню, где никогда не был прежде. Взял спички, чиркнул и стал смотреть, как блокнот горит в руке. Огонь уже лизал пальцы, но он не чувствовал боли. Он не чувствовал ничего. Дух того человека теперь до конца жизни будет преследовать его. Это Африка.