Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки

Часы на обеих башнях пробили два. Правосудие свершилось — суд правый и скорый, — и толпа рассеялась. Отлив достиг вершины холма, волны исчезали за охраняемыми привратником дверьми. Эпилог разыгравшейся в парке драмы досматривали немногие. Среди них был и тот парень, что забавлялся с рыбками. Мы переминались с ноги на ногу, нетерпеливо шаркая подошвами, пока тело не погрузили в фургон и отправили в морг. Там и найдут своего супруга и отца жена и дети, если старик не соврал и они у него правда есть.

Когда все было кончено, мы вернулись под оголенные деревья парка, чтобы охладить в их чахлой тени пылающие стыдом лица. Что-то темное, невысказанное тяготило совесть.

Огромный парк снова замер. По-прежнему палило солнце и ветер вздымал пыль. Синоптики обещали, что в сентябре польют дожди.

Но нам, в общем-то, было все равно…

Она готовила на кухне кофе. Она любила сама варить кофе — даже днем, когда в доме были слуги. Запах натурального кофе как-то успокаивал ее. Кроме того, кухня — это ее мир, муж туда не заходил.

Он сидел в гостиной, и звон посуды, казалось ему, доносится из другого мира. Он взял первую попавшуюся книгу с застекленной полки, сел на софу, открыл ее, но читать не стал, а положил рядом с собой…

Она вошла с деревянным подносом в руках. Ей нравилось все деревянное: поднос, кофейник, чашки… Она поставила поднос в углу гостиной, потом раздвинула складные столики — для себя и для него — и села с чашкой кофе лицом к нему. Но его взгляд был устремлен мимо нее. Он будто и не замечал стоявшего перед ним кофе. Она встала, хотела было подойти к нему, но вместо этого подняла с пола клочок бумаги и снова села. Она поддерживала стерильную чистоту в доме.

— Я всерьез как-то не думала об отъезде до сегодняшнего вечера… — произнесла она вслух заведомую ложь. Почувствовав банальность фразы, она умолкла и больше ничего не сказала.

Он старался не смотреть на нее, делая вид, что занят рассматриванием чашки. Он думал обо всем и ни о чем. Вдруг пришла в голову горькая мысль: почему она все время осуждающе на него смотрит? Почему не скажет прямо, в чем он виноват?

А она думала: «Он такой грустный сегодня потому, что приходится уезжать… Пятнадцать лет — срок немалый, и, видит бог, я не всегда была терпима к нему». И почувствовала сострадание к мужу, и преисполнилась вдруг благими намерениями. «Я постараюсь его понять. Но сначала открою ему свою душу… Сегодня же!» Она подошла и положила руку ему на плечо:

— Пойдем спать, ты так устал от всех этих гостей…

Он поставил чашку на столик и погладил ее по руке. Потом осторожно снял ее со своего плеча.

— Иди ложись. Я скоро приду…

В его голосе слышалось легкое нетерпение. Он был недоволен собой… недоволен тем, что его рука оказалась недостаточно твердой.

«Мои руки потеряли силу, — думал он. — Почему бы это? Пью, что ли, много? Нет, не из-за этого… Она смеется надо мной… Но в чем моя вина? И какая, собственно, вина? Я не хотел этого. Я не мог этого хотеть, — убеждал он себя, обращаясь больше к ушедшей в спальню жене. — Просто этот парень довел меня», — прошептал он неуверенно, подходя к низкому буфету. Достал последнюю бутылку виски — шотландское, «Джонни Уокер», 1840 года. Он усмехнулся. Налил целый стакан, выпил залпом, налил еще, отхлебнул и вернулся на софу с бутылкой и стаканом. Почему он не придавал этому значения до сих пор? И почему это так волнует его в последнее время?..

Он давно забыл о том инциденте и вспоминать стал только теперь, в последние месяцы своей жизни в Африке. Постепенно восстанавливал его в памяти — неприятная сцена оживала с каждым днем… Сначала лицо являлось ему только ночью, во сне, и он стал бояться своей постели. Потом ни с того ни с сего оно явилось ему средь бела дня — и так продолжалось все последние дни. Почему только один человек, именно он, а не все другие террористы мау-мау, которых он пытал и убивал?