Петр Катериничев: Странник (Любовь и доблесть)

Так быстро «коляску» он не ждал.

– Да нет, драка обычная... – начал лепетать бармен; сержант перекрыл от его взгляда лежащего качка, капитан наклонился к амбалу, приподнял голову: тот невнятно замычал. Капитан кинул быстрый взгляд по сторонам, прихватил голову полубеспамятного парня правой под подбородок, ладонь левой нежно положил на затылок и резко крутнул вправо. Движение было молниеносно; тело здоровяка на мгновение напряглось и обмякло.

Капитан выпрямился, двинулся к бармену:

– Обычная драка, говоришь? И кто ж, такой резвый, здесь махался?

– Да мужик какой-то. Эти к старику хромому пристали, а он... Он даже и не дрался вроде, завалил обоих играючи.

– Играючи, говоришь? И в мир иной так же, играючи, переправил?

– Чего? – не понял бармен.

– Этот вот, – кивнул капитан на здоровяка, – откинулся.

– В смысле?

– В смысле – в ящик сыграл. А уж Богу он душу отдал или кому другому – это не нам судить. Убийство. Покумекаем, разберемся: преднамеренно его или по неосторожности. Савельев! – скомандовал он сержанту. – Вызывай дежурную бригаду. Труп оформлять будем. Ну и все остальное тоже.

Капитан подхватил со стойки бутылку пива, сдернул пробку о ребро стола, уселся на пластмассовый стул, отхлебнул, вынул из кармана портмоне, раскрыл: в нем оказалась фотография Олега Данилова. Лицо капитана скривила гримаска.

– А шустрый ты, видно, парень, – капитан подмигнул изображению, – раз тебя такие люди приземлить озаботились. А ты еще и помог. – Капитан приложился к бутылке основательно, выпростал пиво до донышка, умиротворенно выдохнул, оглядываясь по сторонам. – Денек обещает быть жарким. – Закурил, произнес, рассматривая фотографию:

– И не обижайся, земеля. Ничего личного.

Автоматический скоростной затвор фотоаппарата щелкнул несколько раз.

– А здесь нечисто играют, – произнес молодой человек лет тридцати, сидевший рядом с водителем в потрепанной «восьмерке» с затененными стеклами метрах в двадцати от заведения.

– Скажи, где чисто. Поедем туда. И даже останемся там жить, – меланхолично откликнулся напарник за рулем, лысый усатый крепышок возрастом далеко за сорок.

– Да ты философ.

– Чем дольше живешь, тем лучше разумеешь: жизнь если и течет, то только от плохого к худшему.

– Ага. «Картина ясная, Одесса красная...» – пропел молодой, продолжая наблюдать. – Все как на ладошке: опись, протокол, отпечатки пальцев, – сказал он и заржал, имитируя смех Лелика из «Бриллиантовой руки».

– Ты чего развеселился?

– Саныч, его ведь пасет еще группа. Помимо нас. Видишь «шестеру» на обочине?

– Угу.

– Интересно, что этот парень такое напортачил, что на него целую облаву завели?

– Тебе не все равно?

– Вообще-то да. Но просто торчать манекеном – скучно. А так хоть подумать.

– Романы пиши.

– Не, я и читать-то не люблю, а писать... Этот Данилов уже дописался.

– У журналистов вообще крыши не на месте. Ладно бы просто брехали, а то ведь еще нос дерут: «четвертая власть». А сами – памперсы, промокашки: кто им какую мочу сольет, ту они и в газету тащат.

– Ну морду бы ему набили или замочили. А то ведь... Ты видал, капитан тому отморозку, которого Данилов уложил, шею свернул. Приземлять станут журналиста со всем усердием. Зачем?

– Меньше знаешь – легче спишь. Не нашего ума дело.

– А что – нашего?

– А ничего. Я себе думаю, этот капитан – такой же капитан, как тот Данилов журналист. И форма сидит – как сбруя на блохе.

– Опер. На операх форма всегда колом. Да и следственно-экспертную он вызвал. Зачем ему? Раз труп – бригада будет прокурорская, то-се, экспертиза...

Эдак он сам себе может веревочку на шею намылить.

– Молодой ты еще. Прокуратура берет преднамеренные, а если смерть наступила вследствие побоев, то это – как раз райотдела ментовского «палочка».

Ты видел, у капитана уже и фото «преступника» есть. – Саныч усмехнулся. – В портмоне. Приземлят журналиста годочков на десять как пить дать. Если он журналист.

– Да журналист, точно. У меня тесть газеты вечно штудирует, хвалил его.

Говорил – головастый.

– Вот и укоротят на ту самую голову. А уж что в его голове на самом деле варится... Видал, как он парней разложил?

– Быстро.

– Не в этом дело. Он сдерживал удары, понял?

– Сдерживал? Что-то я не заметил.

– Рассчитывал, чтобы не убить.

Молодой пожал плечами:

– Наверное, карате занимался. Или еще чем.

Саныч скосил взгляд, скривился:

– Это не спортивные удары. Такую школу ставили только в конторах. Да и то в особых управлениях.