Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1

Мария Захаровна радостно вздохнула:

— Два, два дежурства поставлю, только выручи, Саввушка!

Нашли старые, протёртые во многих местах противочумные костюмы, натянули их на Савву и водителя и послали бригаду в порт.

На индонезийском торговом корабле в Ленинград привезли партию джута, идущего на плетение канатов для парусных фрегатов. Судно невзрачное на вид, которое можно было бы вообще принять за старую калошу, пришвартовавшуюся к высокому причалу. Оно болталось на порывистом балтийском ветерке и, казалось, вот-вот расколется о бетонный бок причала. Но внутри корабля было уютно и тепло, звучала восточная мелодия и пахло какими-то незнакомыми для Саввы запахами далекой южной страны.

Капитан, человек лет пятидесяти, с сединой в волосах, пригласил Савву в каюту и попытался на ломаном английском языке объяснить, что к чему. Но Савва и без переводчика сумел понять, что заболел матрос, лежит уже вторую неделю, при досмотре в порту русский врач сказал, что это чума. Их всех заперли на судне и никого не выпускают.

— Вы меня поняли?

— Yes, of course! — ответил Савва. — Покажите больного.

— O’key!

Капитан повёл Савву по узкому коридору прямо к трюму. Там была небольшая комнатка, в которой на койке лежал матрос, усыпанный чёрными волдырями на лице, руках. Савва, надев перчатки и маску, взял матроса за плечо.

— Come here, пойдём, пойдём.

Матрос всё понял, надел на себя куртку и матросскую кепку, опёрся на плечо Саввы и вышёл из каюты. Вдвоём они медленно, шатаясь от одной стены к другой, вышли на палубу и стали спускаться по трапу к стоящей рядом санитарной машине. В это время Савву догнал капитан, что-то сказал матросу на своём языке. Тот буркнул в ответ что-то такое, что заставило капитана выругаться чисто по-русски матом. Савва повернулся, чтобы попрощаться с капитаном, и увидел, что тот подаёт ему какой-то пакет.

— Present, please, present.

— Thank you.

Савва взял свёрток и повёл матроса дальше.

Вместе с шофером и матросом их поместили в обсерваторы. Так называются изоляторы из сплошных стёкол и раздвижных дверей с тамбуром, отдельной вытяжкой для воздуха, отдельным туалетом и раковиной.

«Вот влип!» — только сейчас дошло до Саввы. Санитар, который снимал с него одежду для санобработки, сказал, что их выпустят отсюда через сорок дней! Помывшись и переодевшись в чистое больничное бельё, пахнущее хлоркой, Савва безмятежно уснул, уставший от пережитого на дежурстве.

Утром его разбудила медсестра, подавшая через окошечко в двери градусник и набор баночек с притёртыми крышками. На каждой резинкой была прикреплена бумажка с подписями: «для мочи», «для рвотных масс» и тому подобное. Савва выполнил все указания и стал ждать результатов обследования. К вечеру неожиданно прямо в изолятор к нему пришёл пожилой и совсем седой профессор со свитой врачей. Осмотрел Савву и сказал:

— Повезло вам, молодой человек. Нет у матроса чумы. Фурункулёз у него, типичный фурункулёз, который развился у жителя южной страны на наш северный климат. Со «Скорой» Ада Юрьевна звонила, волновалась за вас. А я говорю ей — спит без задних ног ваш фельдшер, дважды заходил, а он все спит. Так что можете выходить, конец обсервированию. Маргарита Иосифовна, выписывайте Мартынова немедленно, а то он занятия пропускает, ему нельзя.

Когда врачи ушли, Савва, не дожидаясь бумаг, выскочил в коридор и, увидев знакомого санитара, потребовал у того свою одежду. Санитар заартачился, мол, ещё нет выписки и пока не принесут, ничего он не отдаст, с этим у них строго.

— Да выписан я, меня профессор только что отпустил. Вон он идёт по коридору, — показал Савва на удаляющуюся делегацию врачей.

— Капитаниди?

— Ну да, он самый, — закивал головой Савва, — Капитаниди.

— Тогда другое дело. Сейчас медсестре позвоню: узнаю, если всё так, то забирай свои шмотки. Только носить их ты вряд ли сможешь.

— А что с ними?

— А то. После пароформалиновой камеры они как варёные макароны становятся, да и запах… Не советую надевать.

— Давай что есть, мне до общаги в чём-то надо добраться.

После звонков, каких-то ещё согласований Савве наконец отдали одежду и обувь. Как и говорил санитар, одежда выглядела так, как будто её вываляли в грязи, потом прополоскали в мыльной пене и высушили на солнышке. Получились заскорузлые, мятые и тошнотворно пахнущие лохмотья. А ботинки даже на ноги не налезли, так их перекосило. Смочив обувь в воде, Савва кое-как натянул её на ноги.