Игорь Шенфельд - Исход

А процесс пошел потому, что на уровне государства, которое, как известно, существует для человека и ради человека, до правителей начало доходить, что с ситуацией вокруг полигона надо что-то делать. Тем более, что самый первый интерес военных был к тому времени удовлетворен: атомная бомба функционировала, так что врага (в конце века его будут называть «наши американские партнеры») можно было покуда не слишком бояться. Теперь можно было в более спокойной обстановке заняться побочными эффектами — в том числе эффектами глобального биологического воздействия атомных взрывов на окружающую природу и на человека. Побочные эффекты — это вовсе не те эффекты, которые всем побоку. Советский человек, например, своей родной коммунистической партии никогда не был побоку. Партия всегда была рядом с советским человеком. Парторг Авдеев на общих собраниях не уставал твердить: «Какая бы не стряслась беда с нашим советским человеком — достаточно только оглянуться, товарищи: наша родная Коммунистическая Партия всегда где-нибудь да рядом!». Вот и сейчас, поняв, что испытатели наворотили кучу побочных эффектов вокруг атомного полигона, Партия приняла решение подставить людям свое авторитетное плечо. Это решение подпитывалось еще и опасением, как бы «бессовестная гонадная клоунада» Рукавишникова не наделала международного шума. В частности, Партия испугалась, как бы цветные снимки из истории болезни председателя злополучного колхоза не попали на «Голос Америки», и на «Радио Свободы», и Запад не развизжался бы о том, что в СССР испытывают атомные бомбы на собственном народе. Эта наглая ложь западной пропаганды могла бы бросить серьезную тень на колыбель социализма в глазах замученных колониализмом народов Азии, Африки и латинской Америки, как раз разбивающих оковы рабства и ищущих свой собственный путь в историческое будущее. Образец могучего и справедливого Советского Союза должен был служить им при этом незапятнанным ориентиром. А неправильно интерпретированные злобной пропагандой изображения синих гонадий Рукавишникова могли, безусловно, эти ориентиры сильно запятнать. Требовалось эту опасность блокировать. Но даже и без этого, даже если наплевать на Африку и Латинскую Америку с их изначальной, пост-колониальной коммунистической ориентацией: в партийных рядах росла обоснованная тревога за здоровье собственного народа-кормильца. Партия в результате многосторонних дискуссий пришла к стратегически важному для себя и объективно совершенно верному выводу: в случае неблагоприятного экологически-демографического исхода атомных испытаний и существенной утраты своего народонаселения, никакие братские пролетарии Гондураса и Верхней Вольты советских коммунистов кормить не станут. Свой народ все же важен, и заботиться о нем — следует. Этот вывод еще раз продемонстрировал всему миру, и собственным пессимистам в том числе мудрость Партии.

И вот, с высот этой мудрости Партия приказала немедленно найти решение: как по конкретному хозяйству «Степное» с его конкретным председателем Рукавишниковым, так и по всем другим населенным пунктам, прилежащим к полигону.

В первую очередь местным партийным организациям хотелось бы, разумеется, начать поиск решений с погружения голодных клыков в плоть Ивана Рукавишникова. Потому что Рукавишников для райкома стал жгучим бревном в глазу. Ну-ка, ситуация: руководитель, утративший доверие Партии, остается председателем колхоза только потому, что какие-то там рядовые колхозники во главе с бабкой-самогонщицей его не пожелали переизбрать! Каково!? Виданное ли это дело? «Да, дисциплинка-то в стране баальшую слабинку дала после Иосифа Виссарионовича», — качали головами номенклатурные работники периферийного замеса, не проговаривая всего этого — упаси Боже! — вслух. (Потому что и Никита Сергеич, возглавивший партийные колонны страны после Сталина, был тоже мужик с норовом: на нары — не на нары, как при Иосифе, а оформить пинком под зад с теплого ковра да за полярный круг кукурузу сеять — это он мог организовать запросто, одним телефонным звонком!). «Молчание золото» — мудрость вечная, и лучше советских партийцев никто еще ее не познал в истории мировых иерархий…

В отношении Рукавишникова существовала, таким образом, патовая ситуация на местах: и уволить просто так нельзя: как же — народ выбрал! но и терпеть принципиально невозможно, да и просто нельзя: принцип партийного единоначалия летит при этом паршивому коту под хвост! Как прикажете, например, проводить хозяйственно-экономическую линию Партии вниз, до самой земли, если последний, завершающий и главный элемент ее исполнения, который непосредственно пашет, может формально взять и не подчиниться партийному приказу? Да еще и в позу встать: «А я, извините покорно, не коммунист вовсе! Сами выгнали! Я теперь только общему собранию колхозников подчиняюсь». Ну и что тут делать? Иосиф, он бы знал — что, да ведь нет его! Нет его — и решений нет. И ситуация называется, по-народному: «Ни тпру — ни ну»…