Игорь Шенфельд - Исход

— … Хорошо сказал, Николай…

— … А что: добрейшей души были люди — что Кузминична, что Серпушонок… а какое брехло! Народный талант! Чисто Аркадий Райкин! Помянем…

— … Ах, крепка… а вот интересно было бы мне узнать, товарищи дорогие: Янычариха наша, когда помрет — она и в аду варить будет?

— Янычариха-то? Конечно, будить: только не в аду, а в раю, родной ты мой! То, что Янычариха варить — то только в раю и пьють!.. Сам архангел Михаил ее к себе на кухню возметь — вот помянитя вы мое слово…

С такими примерно разговорами поминали сельчане серпушонкову «бабку» — Серпухову Пелагею Кузьминичну, которой девичьей фамилии никто припомнить так и не смог.

Вспоминали люди за поминальным столом и недавние государственные мероприятия оздоровительного характера и, конечно же, не могли не вспомнить профессора Скаридиса Аристарха Христофоровича по прозвищу «Аскаридис», или «Черномор», который все лето собирал по степи анализы. Это был небольшой человечек с огромной черной бородой и выпуклыми глазами, который под белым халатом носил еще и мундир с полковничьими погонами. На вид страшный, как Черномор из сказки, доктор Скаридис в общем-то вредным человеком не был — только странным немного, и дети показывали ему в спину язык, а взрослые осторожно посмеивались: «Ну что, доктор, понаходили в говне смертельных нуклидов?», — шутили они. Но доктор шутки воспринимал с трудом, и шутникам, которые выдавали ему конскую мочу вместо собственной, строго указывал на недопустимость такого рода подлогов. «Дача ложных анализов преследуется Законом», — напоминал он. Фальсификаторов профессор разоблачал мгновенно, лишь посмотрев анализ на свет и слегка нюхнув. Еще у него слегка, в отрицательном направлении тряслась голова, что поначалу сильно сбивало с толку. Постучится он в дверь, например, и спросит: «Можно войти?», а сам слегка качает головой, типа: «Скажи «нет»». Ну, ему из уважения к его бороде «нет» и говорили, а он все равно входил, не обращая на это внимания, что очень хозяев удивляло поначалу. Но потом все привыкли.

Собаки с ума сходили по нему: так лаяли. Одна, говорят, сама себя за лапу укусила от ярости — до того воздействовала на животных сила психологического воздействия медицинского полковника А.Скаридиса.

Аскаридис промышлял как в открытой степи, так и в селениях: ловил и изучал грызунов и собирал анализы как диких, так и домашних животных, включая людей, собак и кошек; вспоминали люди за столом, как возбуждался Аристарх Христофорович каждый раз, когда коровка там, или лошадка начинала хвост задирать: хватался тут же за свои стеклянные пробирки, как сердечник за валидол. Без анализов Аскаридис ни с одним радушным хозяином даже чай пить не садился: «Сперва дело!», — говорил он, отрицательно мотая головой, и раздавал на всех присутствующих пузырьки с притертыми стеклянными пробками, которые, ежели их хорошенько вдавить в горлышко с поворотом, то хрен потом выкрутишь оттуда: хоть пузырек ломай! Сколько таких пузырьков подавили дети и порезались при этом из чистого любопытства: очень много. Возможно, именно поэтому военный профессор Аскаридис детей любил не особенно сильно — меньше, во всяком случае, чем лошадей и коров с их обширными, наукоемкими анализами.

Серпушонок утверждал, когда еще был жив, что тема исследований Черномора называется «Сравнительный анализ биохимических изменений системы кровообращения млекопитающих в условиях радиационного воздействия ядерных взрывов на жизнедеятельность теплокровных организмов». Возможно, Серпушонок врал. Но так у него было записано в тетрадке: якобы сам доктор ему продиктовал.

Помимо дерьма, доктора интересовали, конечно же, и те органы, с которых оно начинается: рот, нос, зубы, язык, горло, и даже руки. Он исследовал эти органы с помощью лупы, включая кожу между пальцами рук и ног и упаковывал в банки даже образцы человеческой еды и животного корма.

Когда профессор Скаридис все собрал, что ему нужно было и исчез из степи, степь как будто осиротела без его безумной бороды и всеотрицающей головы: люди по нему скучали. Его помнили еще очень долго, почти у каждого были свои личные, сокровенные впечатления от встреч с незабываемым доктором, и этими впечатлениями люди с удовольствием делились между собой.

Теперь, когда не было Серпушонка, истории «про Черномора» остались единственным фольклорным развлечением прибомбленного, «нуклидоизнуренного» народа. Имел свое воспоминание о докторе Скаридисе и Аугуст: однажды Черномор посетил их в «немецком домике».