Игорь Шенфельд - Исход

Так вот: в тот ненастный октябрьский день, когда после подземного атомного взрыва вороны злобно каркали на проводах, к колхозному клубу подкатили сразу три легковые машины с представителями районной власти, в том числе с военным комиссаром на краснозвездом зеленом «козле». Жители «Степного» были уже все в клубе: их еще с вечера предупредили: «Явка для всех обязательна». Настроение у народа было плохое уже заранее: все понимали, что речь пойдет не о подведении итогов соцсоревнования, а о чем-то еще похуже. Ходили слухи, что следующую атомную бомбу кинут на поселок, чтобы посмотреть что будет. Якобы, ученых заело: сколько же может человек выдержать до сдоху; а то все живет и живет: этак и Америку не победим, когда до дела дойдет. Некоторые предполагали, что на собрании будут ставить этот вопрос на всенародное голосование, другие, реалисты, сомневались: «Как же, спросят нас, ага…», но допускали, что людей планируется эвакуировать, а скот, коммунистов и комсомольцев-добровольцев для эксперимента оставить. Но все это были глупые слухи в духе Серпушонка, хотя до уровня Серпушонка они и не дотягивали, потому что самого Андрей Ивановича уже не было в живых, и развить тот или иной слух до качества смешного шедевра было некому. Поэтому слухи зарождались и умирали, как мутные пузыри в луже под дождем, оставляя муть в душе и плохие предчувствия.

Президиум едва уместил всех высоких гостей из района и области. Рукавишникова на подиум вообще не позвали: специально оказали ему всенародное унижение, чем сразу настроили против себя жителей «Степного». Однако, высокопоставленным гостям именно сегодня на это обстоятельство было наплевать: у них в головах были другие затеи, а в руках — сплошные козыри в виде указов и постановлений. Они сегодня пришли сюда победителями. Банковал, конечно же, новый первый секретарь райкома — официальное лицо местной власти. Тот долго не мялся — объявил в лоб, с присущей Партии прямотой:

— Товарищи, с учетом открывшихся научных и медицинских обстоятельств, ответственной комиссией министерства здравоохранения сделано заключение о невозможности проживания для людей и домашних животных в зонах, прилегающих к районам испытания современных изделий оборонного назначения, каковым является, в частности, и поселок «Степной». В связи с этим на уровне Правительства принято решение и подписан Указ об эвакуации вашего поселка, равно как и еще десятка таких же, в другие, более безопасные места. Земли вашего хозяйства будут переданы под юрисдикцию министерства обороны и за счет них будет расширен ареал испытательного поля.

Что касается колхоза «Степной», то он считается с сегодняшнего дня расформированным на основании решения Правительства: для этого, как Вы понимаете, вашего общего голосования не требуется: Партия и Правительство — для вашей же пользы — проголосовали за вас. Считайте, что это — большая честь для вас всех. Ваше хозяйство ликвидировано, однако, в качестве производственного потенциала оно не исчезнет, а будет влито в состав зерносовхоза «Озерный» Павлодарской области и станет животноводческим подразделением «Озерного». Так что все вы, здесь присутствующие, дружной семьей, как и прежде, будете трудиться дальше, единым коллективом, все вместе, на благо нашей великой социалистической Родины. С этой большой победой я вас от всей души и поздравляю! — и первый секретарь, поддержанный членами президиума, захлопал сам себе.

Народ, однако, ничего не понял. Как это: эвакуироваться? Как это — взять и колхоз перенести? Ничего себе — цирк! Это как: корова наперегонки с силосной башней в «Озерный» побежит? А луну нашу тоже перевесите в Павлодарскую область? Ничего себе: перенести! А школа? А овчарни? А дома? А сараи? А колодцы? А фермы?

Шум нарастал и скоро перешел в сплошной рев, в котором одновременно выкрикиваемые вопросы тонули в воплях типа: «Никуда я не поеду!» и «Желаю в родном доме подохнуть, а вы там хоть тыщу лет в Павлодаре вашем дальше живите!».

Поднялся с места районный прокурор, достал из портфеля судейскую киянку, сдвинул скатерть, оголил стол и вдарил по древу. Получилось звонко и неожиданно, и зал стих перед лицом главного ударного инструмента советской Фемиды.

— Слово имеет военком! — объявил прокурор. Тот вскочил как пружина, наклонился вперед всем корпусом тела — только сабли в руке не хватало — и закричал, как в рупор:

— Прекратите эти бессмысленные протесты! Сопротивление бесполезно! Границы полигона расширены на тридцать километров! Ваши угодья уже сегодня, уже сейчас являются частью полигона! Поэтому уже сегодня, уже сейчас получается, что вы все находитесь на этой территории незаконно, и обязаны ее покинуть! Но вам для этого дается время! И будут выделены армейские подразделения для оказания помощи в эвакуации, то есть, я хотел сказать — в переселении на новое место жительства! Поэтому еще раз повторяю! Спокойно! По графику, исполнение которого поручено исполнять мне лично! Будете приходить в вашу бывшую контору, где я буду с завтрашнего дня ежедневно находиться с восьми-ноль-ноль до девятнадцати-ноль-ноль! Там будет на стене висеть график! И будем осуществлять переселение! Все! И еще раз повторяю: протесты к рассмотрению не принимаются! Сопротивление бессмысленно!..