Игорь Шенфельд - Исход

Они влетели в гараж, и Рукавишников кричал истошно кому-то: «Заливай! Там, в канистре! Еще из бака сливай! Что? Какого хера?

Айдар, ты шофер или кто: где шланг?… сколько бензина в баке? Карбюратор у него снят!.. Выгоню, к черту… Вот же шланг. Соси… соси говорю: сюда, в ведро…

Грякала жесть, пронзительно воняло бензином — он щедро проливался на землю мимо бака, Рукавишников матерился, забыв о том, что дочь сидит в машине, держась за голову. Наконец рванули с места.

— Куда? — крикнул отец.

— На Семипалатинск!

— Держись крепче, он сейчас прыгать начнет… Действительно, держаться приходилось двумя руками за поручень на щитке и за ручку двери, а то могло размозжить о трубы крыши. Мчались с полчаса уже, Рукавишников всматривался в дорогу, местами припорошенную снегом и иногда удовлетворенно рычал: «ага, вот они, след легковой, больше некому». Потом миновали развилку, уходящую на юг, промчались еще несколько километров, еще несколько заметенных участков дороги, и Рукавишников резко остановился и повернул обратно.

— Ты что, почему возвращаешься? — закричала Ульяна.

— Следов нет. Они свернули, не поехали на Семипалатинск. Решили срезать до трассы. Это хорошо: там дорога разбитая, не везде легковая пройдет, дорога еще не промерзла…

Они доехали до развилки и повернули на эту, другую дорогу. Через километр стало ясно: отец оказался прав.

— Догоним? — молила отца Ульяна.

— Догоним, если бензин не кончится… мало бензина-то… но они быстро здесь не поедут: мы быстрей…

— Давай быстрей…

— И так педаль в полу: не верещи… догоним… сказал догоним — значит догоним… Почти час еще гнались они за «Победой», но на очередном подъеме «газик» начал вдруг чихать и дергаться…

— Господи… бензин? — спросила Ульяна в панике. Отец не ответил, серый лицом, и она поняла: да, бензин кончается. Теперь все…

«Виллис» еще взъехал, дергаясь, на холм, и мотор заглох. Это был конец погони. Это был конец… Но!

Но в ста метрах от них с вывернутым набок колесом стояла поперек дороги зеленая «Победа»! У колеса возился шофер, Алишер стоял рядом, Спартака не было видно — очевидно, сидел внутри. Теперь, услышав звук мотора, оба беглеца — шофер и Алишер — обернулись в напряженном ожидании: кто это — помощь или погоня? Но Ульяна, не помня себя, уже бежала к «Победе». Решетников, схватив с заднего сиденья двустволку — он всегда ездил с ружьем по степи — мало ли чего? — спешил вслед за ней. Вот тогда и разыгрались действия, помутившие память Ульяны: Алишер кинулся к машине, распахнул дверь, выдернул из салона Спартака, схватил его на руки и закричал: «Не подходи!». Спартачок кричал в это время «Мама, мама!», а Рукавишников кричал: «Отпусти ребенка, сволочь, убью!», Ульяна кричала: «Папа, не стреляй, ты с ума сошел! Алишер, отпусти его, Спартак, иди ко мне!». Все кричали одновременно, только шофер «Победы» спрятался за машину: ему чужие семейные разборки были ни к чему. Между тем Спартак отчаянно отбивался руками и ногами, а одуревший Алишер продолжал вопить: «Не подходите! Не отпущу!»…

И тут Спартачок выскользнул из своего пальтишки на землю, увернулся от рук Алишера и побежал навстречу Ульяне. Алишер кинулся за ним, и тут грохнул выстрел. Спартак упал. Ульяна дико закричала, споткнулась и упала тоже, сбив колено до крови, но даже не почувствовав боли. Когда она вскочила снова, Спартак тоже уже поднимался, крича и плача — он, оказывается, просто упал, поскользнувшись, а отец стрелял в воздух, чтобы остановить Алишера. Ульяна видела, как отец настиг Алишера и ударил его кулаком в лицо. Сама Ульяна добежала до сына, схватила Спартака в охапку, стала ощупывать его, крови не было, все было цело, и она побежала с ребенком на руках обратно к «Виллису», чтобы спрятаться там. Спартачок все время кричал, и Ульяна, уже в машине, снова стала проверять все ли у него цело, потом сумасшедше целовала и успокаивала сына, отчего он раскричался еще громче…

А отец уже возвращался — с канистрой в руке: изъял запас бензина у беглецов. Те оставались у «Победы»: Алишер, сплевывая кровь, водитель, утирая вспотевший лоб.

Сначала заехали в гараж, и Рукавишников распорядился, чтобы Айдар поехал в степь и оттащил «Победу» до Саржала, чтоб эти гады не замерзли ночью, чего доброго: а в Саржале сами найдут где переночевать. После этого отвез дочь и внука к себе домой. Налил Ульяне водки, заставил выпить, Спартака искупали и уложили спать. Тот заснул сразу, но всю ночь вскрикивал во сне. Ульяна, несмотря на водку, долго не могла уснуть, а когда проснулась среди ночи, то пришла в ужас, что Спартака украли и стала кричать. Прибежал отец, стал успокаивать, подвел дочь к ребенку. Она успокоилась, потом снова не могла долго уснуть, и снова закричала, проснувшись. Так начались ее провалы в памяти. Потом, уже днем, если она не видела Спартака несколько минут, с ней снова повторялась эта паника. Про Аугуста она даже не вспоминала — забыла начисто. Рукавишников понял, что с дочерью происходит что-то не то, поехал за врачом в город. Тот приехал, посмотрел, поговорил с Ульяной, покачал головой: «Тут психиатрия нужна. Это психический шок». Отцу удалось — через райком партии — вызвать санитарный самолет, и Ульяну отправили в Павлодар, в психиатрическую лечебницу.