Игорь Шенфельд - Исход

Швырнув дочери в лицо свой протест, отец вышел вон из дома и в сердцах хлопнул наружной дверью. Ульяна постояла в дверях несколько секунд, гладя по голове испуганного Спартачка, а затем спокойно объяснила ему:

— Сейчас мы пообедаем, а потом дядя Алишер уедет. А мы останемся.

— Я рулить хочу, — робко напомнил ребенок.

— С дедом порулишь на «Виллисе»! — отрезала мать таким тоном, что Спартачок не решился захныкать: что-то не то творилось вокруг, и хныкать было опасно — еще на оплеуху нарвешься, того гляди…

Обед прошел в натянутой обстановке, Алишер хотя и рассказывал что-то про Алма-Ату и про общих знакомых, но проговаривал все это нервно, со смешками и лицевыми ужимками и почти ничего не ел. Спартак тоже кушал плохо: не хотел, а еще из мести матери за то, что она не отпускает его с хорошим дядей на слона смотреть. Когда обед подошел к концу, Ульяна поднялась и сказала: «Ну а теперь прощай, Алишер. И не пиши мне больше: я все равно читать не стану; и денег не вздумай присылать: я их не возьму. Я сама зарабатываю, и у меня муж есть, а у ребенка — хороший отец. Все, прощай. Уходи».

— Это твое последнее слово? — спросил Алишер, поднимаясь из-за стола.

— Да.

— Ну что ж… Ты делаешь ошибку. Может быть даже непоправимую. Но я еще буду ждать один месяц. Это мое условие…

— Убирайся вон отсюда!

— Как тебе будет угодно, Ульяна. До свидания, сынок, до свидания, Спартачок: мы еще обязательно увидимся с тобой — не плачь.

Спартак и не плакал, но теперь, когда ему сказали «не плачь», он понял: теперь можно, и зарыдал в четыре ручья.

Алишер ушел в сторону школы — туда должен был приехать за ним водитель, сообразила Ульяна. Она стала убираться и трясущимися руками готовить лекарство для тетки. Спартак ходил вслед за ней, но больше не плакал: незачем было. Его волновало сейчас только одно: что будет с его новыми игрушками. Наконец он не стерпел:

— А я с паровозом буду играть?

— Да, иди играй.

— И с мишкой, и с пистолетом можно? Это — мой пистолет!

— Ну, твой — значит иди и играй с ним.

Радостно смеясь, Спартачок побежал в горницу: ну и ладно, что он руль не покрутит, и что мама дядьку прогнала. Он ушел, а игрушки забыл. Теперь это Спартака игрушки — и паровоз, и медведь, и пистолет, и кубики, и морская тельняшка: все — его! Так мама сказала! Васику и Пашке дядька ничего не привез! И правильно, что не привез. Они уже большие — им игрушки не положены: им уроки учить надо каждый вечер. А Спартак будет играть, сколько захочет: потому что он еще маленький…

Но это был еще не конец истории. Это было только начало ее. Ульяна выждала в нетерпении с полчаса, поджидая братьев, но потом не выдержала, одела Спартака и пошла к «немецкому домику». «Если Аугуста еще нет, то оставлю Спартака с Амалией или у соседей и пойду его искать в степь», — говорила себе Ульяна. Все ее мысли были теперь о муже. Она повернула на улицу, в конце которой стоял их разноцветный домик Бауэров, и вдруг остановилась. За углом их поджидала зеленая «Победа». Из машины вышел Алишер и оставил дверь открытой.

— Ты почему не уехал? — спросила его Ульяна резко.

— Нехорошо получилось, — ответил Алишер, — захотел вот по-хорошему попрощаться с вами, хотя бы сына поцеловать. Спартачок, иди сюда, иди ко мне: я тебе обещал дать руль покрутить: иди покрутишь, пока я вас до дома подвезу…

Спартак рванулся к Алишеру, но мать держала его за руку крепко.

— Нет! — сказала она, — незачем.

Спартачек стал вырываться: «Пусти меня! Хочу руль покрутить!».

— Ну, нет так нет, — вздохнул Алишер, — тогда дай мне твою мужественную руку, Спартачок: давай попрощаемся…, — он наклонился, протягивая ладонь, и вдруг подхватил ребенка и прижал его к себе. Чтобы не вывернуть мальчику при этом ручку, Ульяна выпустила ее, полагая, что Алишер хочет поцеловать сына. Но произошло непонятное: Алишер сделал два быстрых шага назад, быстро сунул Спартака в салон, сел рядом и приказал шоферу: поехали! Ульяна как будто к дороге приросла. Сначала она подумала, что упрямый Алишер все-таки хочет прокатить Спартака, довезти его до дома, но когда машина резко рванула с места и чуть не сбила Ульяну, сделавшею к ней шаг навстречу, а затем, удаляясь, Алишер еще раз открыл дверь и крикнул ей назад: «Я тебя жду. Ты знаешь где меня искать. Я живу все там же», до Ульяны стало доходить, что произошло нечто ужасное. Она побежала за машиной, крича что-то, но «Победа» повернула направо, в сторону города, и помчалась прочь, все ускоряясь. Сколько-то еще бежала Ульяна вослед, не веря, надеясь, что Алишер сейчас остановит машину и выпустит ребенка; что это он просто так зло пошутил, отомстил ей… Но машина удалялась все быстрей, и вот уже исчезла из вида. Тогда Ульяна побежала обратно, в контору, к отцу, молясь, чтобы он никуда не уехал, чтобы был на месте. Но «Виллиса» у конторы не было. Кто-то сказал ей: «На овчарне», и она побежала туда. Слава Богу: вездеход был там, но уже отъезжал. Ульяна стала кричать и размахивать руками, отец не видел ее, но увидел кто-то другой, дальше на дороге, замахал Рукавишникову тоже, показывая назад. Тот затормозил, увидел, наконец, бегущую к нему Ульяну, выскочил из машины, побежал ей навстречу, уже понимая, что случилось что-то плохое. А она все кричала и кричала ему: «Он украл ребенка, он увез Спартака, он увез его!..». — «Куда? В какую сторону? Черт! Садись в машину! Ах, черт, черт… У меня бак пустой… Сейчас в гараж срочно… быстрей!..».