Игорь Шенфельд - Исход

От всех этих разговоров Аугуст убегал во двор что-нибудь мастерить. Мать огорчалась, но не отступалась. На Новый год она пригласила Регинхен с дочкой в гости, и те приехали с подарками: Регинхен привезла новую рубаху, чуть тесную Аугусту в плечах — наверное, от покойного мужа осталась, а дочка спела песенку "O Tanipaum, o Tanipaum — wi glün sin teina plät-taaa". Мать от умиления прослезилась, и Аугуст тоже очень опечалился: что будет с этой славной, бедной малышкой, без отца и с худой как щепка, изможденной матерью с печальными, коричневыми глазами и большими как лопаты руками, привыкшими к тяжелому труду лет с семи, наверное. И Аугуст подумал в отчаянии: «Жениться на этой Регине, что ли, к чертовой матери, да и закрыть все вопросы и ответы раз и навсегда…». Три пары глаз смотрели на него с надеждой и обожанием, и это была мука страшная. Аугуст решил покатать девочку на тракторе, но она очень испугалась и стала тихо плакать, зажав уши. Тогда он выключил мотор и отнес ее в дом, и она долго еще не могла успокоиться. «Женюсь!», — сказал себе Аугуст, и сбежал из дома по срочным колхозным делам в Семипалатинск, где отсиделся у Абрама, а когда вернулся, гостей уже не было.

Мать ходила с поджатыми губами и несколько дней с сыном не разговаривала, только бормотала себе под нос: «такая хорошая женщина, такой золотой ребенок…». Чтобы успокоить ее, Аугуст сказал ей на свою голову, что будет думать: вопрос нешуточный. Теперь мать каждый второй день спрашивала его: «Ну что — надумал? Писать письмо?». Но Аугуст никак не мог надумать, пока весной, вместе с теплым солнышком не пришла однажды замечательная весть: Регина удачно вышла замуж и переезжает в Экибастуз.

— Теперь одна Эмма осталась! Не хочешь Эмму? Смотри, один бобылять будешь до конца жизни своей, глупая твоя голова! — причитала мать.

— А ты на что? — пытался шутить Аугуст.

— Я-то умру, а ты один останешься…

— Может, я первый помру…

— Не дай Бог, не дай Бог! — пугалась мать, — давай все-таки лучше Эмму в гости пригласим.

— Вот тогда я и помру сразу! — грозился сын. И матери оставалось лишь горевать дальше и проклинать этот грязный трактор, который сделал все-таки, наверное, свое черное дело… Но ведь женятся же другие трактористы? Вот вам и еще одна загадка природы!

Весна пятидесятого была дружной, теплой, ровной, без шараханий назад в зиму, и старики предрекали тучное лето и невиданные урожаи. Так и оказалось впоследствии.

А в конце апреля немцы «Степного» собрались по традиции попеть песен и повздыхать, но на горло их песне наступил бдительный Авдеев: он явился без приглашения и смял всю программу лекцией на политическую тему. Для начала он спросил немцев Поволжья, в курсе ли они, что год назад образована была ЭфЭрГе — Федеративная республика Германия. Немцы молчали: наверное, не знали, а может быть просто мудро не вякали. Точно так же не знали они ничего и про то, что 7-го октября, минувшей осенью образована ГДР — республика для немцев-коммунистов. Авдеев недоверчиво покачал головой и озвучил зачем-то — зачитал из газеты — Указ Президиума Верховного Совета СССР от двенадцатого января пятидесятого года: «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам». После этого Авдеев ушел, породив атмосферу ужаса, предшествующего концу света. Женщины плакали, мужчины сжимали кулаки и смотрели друг на друга.

— Нас всех расстреляют? — спросил кто-то, — зачем он нам все это зачитал?

Постепенно отошли от шока, стали обсуждать услышанное, появились разные соображения. Было мнение, что Авдеев в глубине души хороший человек и пришел предупредить немцев, чтобы делали ноги. Другие тут же возражали, что это — провокация, для того и задумана, чтобы они сделали ноги, за что их и можно будет расстрелять. Потому что пока что расстреливать не за что. Никто еще не доказал, что они изменники, шпионы и подрывники-диверсанты. «А в сорок первом были доказательства? И где мы?», — спрашивали третьи, и первые со вторыми мрачно молчали: крыть было нечем.

— Все сходится: чтобы снять проблему нашего возвращения и восстановления немреспублики, приказано нас всех уничтожить. Ведь сказал же Сталин: «Нет человека — нет проблем», — выкрикнул Вогау, и все испуганно посмотрели на окна. Кто-то предложил проверить, не окружен ли уже дом красноармейцами. Дом окружен не был.

Затем кто-то обратил всеобщее внимание, что указ-то от 12-го января, а сейчас уже конец апреля, и если бы этот Указ был руководством к действию, то их всех давно бы уже закопали в степных сугробах. Надежда цепляется за соломинку, и вот уже все стали наперебой уговаривать друг друга, что ничего не будет, что иначе от знакомых и родных немцев из других поселений поступали бы уже вести о новых репрессиях, а этого нет ничего; и что Авдеев этот просто бдительный болван, который предположил, что кто-то из немцев «Степного» может переметнуться на сторону ЭфЭрГе, а Авдееву потом неприятностей в райкоме не оберешься — вот и провел Авдеев профилактическую работу.