Валерий Зеленогорский - Байки грустного пони (сборник)

Он ездил в Жулебино каждую неделю в четверг после работы, утешался, женщина хвалила его, называла носорогом, а на самом деле он был заурядным ишаком без фантазий. Она жила одиноко. «Лучше ишак, чем никак», — говорила она подруге. После неудачной любви он больше не распускался, чувства свои закрыл в пустой чемодан воспоминаний, хотя жажда страсти в нем полыхала, как сухой хворост, жену свою он ненавидел со второго дня после свадьбы, когда понял, что совершил ошибку, но уйти было некуда, так и жил с посторонним человеком, который еще и квакал не по делу, дети получились тоже не ахти, алчные и завистливые, не уважающие отца за безволие и маленькую зарплату.

Из всех членов семьи он любил только собаку, она понимала его, могла даже ответить ему, но не решалась нарушить статус-кво — пусть считают, что они умнее, думала собака.

На работе, которую он ненавидел, начальник за опоздание в связи с кражей назвал его пидорасом, он ответил, и его уволили без бонуса, который дал бы ему возможность поменять ходовую в потрепанном «Опеле» — любимом и единственном железном друге.

Пророков пришел домой, лег на диван и стал думать, как жить дальше без работы и кошелька.

Много лет назад Пророков сетовал, что никогда не выигрывает в лотерею и не находит бумажник. Мечтать об удачах — любимое занятие нашего героя. В школе он мечтал, чтобы его не вызвали, однажды он проснулся с ощущением, что он сочинил песню, причем и музыку, и слова, он обрадовался и решил не идти в школу, посчитав, что известный композитор и поэт может себе это позволить.

Проспав в звездном сне пару часов, он проснулся и услышал свою песню в передаче «Пионерская зорька»: кто-то украл его творение, — и пришлось идти в школу в полном разочаровании и сетовать на плохую защиту интеллектуальной собственности в тоталитарном государстве.

Следующее разочарование пришло через год в четвертом классе. После фиаско с песней он придумал электрический лобзик, взяв за основу табуретку и швейную машинку с ножным приводом. В те годы вместо компьютера дети развлекались выжиганием картинок на фанере и выпиливанием полочек с узорами и досок для резки овощей. Мальчик он был нерукастый, и электролобзик должен был решить проблему. Испортив швейную машину и табуретку, он понял, что конструктором Королевым ему не быть, и пошел на баян во Дворец пионеров.

Купить баян в 1960 году было непросто, он стоил 120 рублей, но мама купила его в кредит на двенадцать месяцев, она мечтала, чтобы кто-то из детей занимался музыкой, кружок был бесплатным, но инструмент был необходим, учитель показывал на аккордеоне, как играть на баяне, и это немного смущало юного гения. Способности к музыке оказались скромные, Моцартом стать не получилось, и через месяц обучение прекратилось, остались в арсенале гаммы для обеих рук и две невыученные вещи — «Варяг» и «Киевский вальс», но раздельно.

Басы отдельно и голоса отдельно, вместе, синхронно, двумя руками не получалось, не было синхронности, обе руки вместе играли разные песни, мать еще год платила, а баян уехал в комиссионку за полцены. Счастье все-таки однажды повернулось лицом: Пророков нашел кошелек возле школы. Он попал в ловушку. Когда он с волнением нагнулся, чтобы поднять увесистый лопатник, тот уехал от него на пару метров, он догнал его, упал на него грудью и с замиранием сердца открыл его, ожидая чуда, из кошелька пахнуло говном, и тут же раздался гром хохота старшеклассников, развлекающихся в отсутствие денег на папиросы «Огонек» по пять копеек за пачку.

Думал он недолго — пришла жена, кандидат психических наук, подрабатывающая в корпорации малого, очень малого, можно даже сказать, не бизнеса, а так, в лоходроме, школе маркетинга. Она учила домохозяек продавать косметику из алебастра, смешанного с цветными мелками, изготавливаемую в подвале мурманского завода по ремонту торпедных катеров армянами, взятыми в плен местной братвой. Пленные об этом не знали и были рады своей работе и возможности помочь семьям на далекой родине. Узнав новость, жена покрыла Пророкова (далее Пророк) матом за тупость и обозвала всякими словами, включая обидные, про его мать и половой орган. Голову она не ругала, считая, что ругать то, чего нет, неконструктивно. Пророк униженно попросил ужин. Жена ответила, что она не Христос и не может кормить эту прорву отъявленных бездельников. Пророк понимал, что речь идет о нем, так как дети жили отдельно: сын приворовывал на таможне, а дочь находилась на содержании у рыночного бандита, забыв о стыде и приличиях. Съев брошенный на стол ужин, он пошел гулять с собакой в сквер, мечтая заскочить в бар и утешить себя рюмкой-другой, а может быть, и третьей. В баре после третьей стало хорошо, и Пророк увидел по телевизору передачу о вреде мракобесия, сектах, лжепророках и прочих кудесниках, выбивающих из растерянных граждан последние деньги за чудесное исцеление от бед. Показали сеанс целителя, на сеансах лечебного молчания заряжавшего энергией целые стадионы.