Клер Дедерер - Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги

Я начала читать «Чего ожидать» и похожую литературу с настроем атеиста, читающего Библию, или П. Дж. О’Рурка [25] Американский журналист, мастер политической сатиры. , читающего коммунистический манифест. Выискивала слабые места. «Чего ожидать» и похожие учебники, украшенные блеклыми карандашными рисунками женщин в бесформенных свитерах из стопроцентно натуральных волокон, были воплощением тенденций либеральной культуры деторождения. Основной посыл: потребностям ребенка нужно потакать, свои собственные — подавлять.

Всё, что доставляло беременным удовольствие, было строго запрещено. Каждый раз, когда я открывала банку газировки, мы с мужем хором запевали: «Сладким газированным напиткам нет места в диете беременной женщины». Или лучше я процитирую леденящий душу пассаж: «Прежде чем закрыть рот и прожевать любую пищу, подумайте — это ли лучшее, что я могу дать своему ребенку?» Даже секс решительно переставал быть прекрасным и грязным занятием — теперь его место было на пыльной полке супружеских обязанностей и именовался он «занятиями любовью». Секс во время беременности, гласила книга «Чего ожидать», предназначался вовсе не для наслаждения. Нет, его целью было «укрепление отношений» и «подготовка к схваткам и родам». (Каким образом? Может, имелось в виду, что во время секса всё там внизу расширяется?)

Мне казалось, что либералы с их постоянной одержимостью благополучием малыша в этом отношении подошли опасно близко к консерваторам, что репродуктивная политика имела форму круга, а не черты. И левые, заходя с совершенно другого конца, в итоге пришли к тому же выводу: желания и потребности женщины вторичны в сравнении с желаниями и потребностями ребенка. Ребенок всегда представлялся в виде отдельной независимой сущности, чьи нужды затмевали потребности матери.

Лежа на диване, я шептала, обращаясь к животу: «Знаешь, у мамочки тоже есть роль».

Но теперь, когда у меня уже был ребенок, меня это больше не шокировало. Я была решительно настроена соблюдать все правила. Также я стала уделять больше внимания Люси. Работа меня больше не интересовала; никуда ходить не хотелось. Даже Брюс стал посторонним в моем новом проекте: родить нового малыша и урвать как можно больше времени с дочерью, пока она еще единственный ребенок. Время ползло, как тесто по сковородке, медленно и сладко.

Это было прекрасное и скучное лето, полное бесформенных дней, когда время становилось моим материалом и обузой, как огромный рулон ткани, который всё разматывался и разматывался. Когда всё шло хорошо, я обращала время себе на пользу, придумывая маленькие ритуалы: послеобеденный «праздник тостов», когда мы ели столько тостов, сколько хотели. Я также устраивала сеансы «платной игры» по утрам — платила сама себе деньги за то, чтобы поиграть с дочерью в мягкие игрушки. В течение двадцати минут — на большее меня не хватало. В конце этих двадцати минут скука казалась бесконечной, как космос. Мне казалось, что меня затягивает в черную дыру.

Так как я много сидела дома, Лиза повадилась оставлять Сэма, чтобы самой пойти на йогу. Каждый день она садилась в свой джип и ехала в йога-студию, которая находилась в том районе, где мы жили до того, как завели детей. У людей, ходивших в ту студию, не было детей. Это были сплошь молодые люди или того же возраста, что и мы, но без детей, то есть, по сути, те же двадцатилетние, только с парой морщин и более внушительным счетом в банке. Эти могли позволить себе петь мантры хоть каждый день, ведь у них была куча времени — куча времени, чтобы оставаться после занятий, распивать бесконечные чаи и вино и общаться.

Лиза стала возвращаться после йоги всё позже и позже. А еще она худела. Ничего не ела. Мне после йоги хотелось навернуть бургер, а в Лизе пробуждался аскетизм. Я на ее руки могла смотреть часами, как завороженная. Она ни на секунду ни останавливалась — то делала стойку на руках у стены, то падала в мостик из положения стоя. Всех развлекала.

При этом она всё больше и больше отдалялась от Стива. Я совсем перестала видеть их вместе. Они перекидывались детьми и нужной информацией и становились все более чужими день ото дня. Если бы я снимала фильм, они ни разу бы не попали в один и тот же кадр.

Я тем временем не отвлекалась и была полностью сосредоточена на Люси, на своем маленьком мирке, которому вскоре предстояло пополниться. Я достраивала его и улучшала.

В первую беременность мы не стали выяснять пол ребенка. Мне казалось, что предвкушение как-то облегчит роды. (И это единственное, в чем я не ошиблась.) На этот раз мы собирались сделать то же самое.