Алекс Меньшиков - Двадцать один

Вот и комментарий, новый. Видимо, меня решили добить.

my_paris:

А кого любишь ты?

miroslav:

К чему этот вопрос?

my_paris:

Послушай, ты же любишь только себя, ведь так?

Окружающие тебе не интересны. Ты рассматриваешь людей только в качестве массовки, фан-клуба, который нужен для подтверждения твоей значимости. Так почему же они должны тебя любить?

Знаешь, ты — эгоист. Да, ты бываешь искренним и открытым, но только здесь, в этом дневнике.

Я закрыл окно и открыл чистый документ. Положил руки на клавиатуру и задумался.

Стал перебирать в голове лица своих обидчиков. Они же мне и вправду неинтересны! Более того, у меня нет ни сил, ни желания делать что-нибудь, чтобы нравиться им. Они бесцельные, тусклые, глупые. Почему я должен подстраиваться под них? И в таком случае, почему я должен нравиться им?

Пальцы начали бегать по клавишам.

Из-за неуверенности или из-за глупых амбиций человек может эмоционально страдать. Страдать перманентно, чувствовать себя разбитым, одиноким. Искать подходы, приспосабливаться, пробовать изменить других. И не осознавать, что в глубине самого себя таится страх. Страх быть непохожим на других, быть непринятым.

Удивительно, сколько власти он имеет над нами! И сколько усилий мы предпринимаем, чтобы понравиться другим. Вместо того, чтобы жить своей жизнью и безбоязненно демонстрировать свою непохожесть. Правда в том, что в мире есть множество людей, которые готовы принять нашу индивидуальность.

Так зачем же мы так стараемся изменить тех, кто ее не ценит?

Чем не начало для новой колонки? Жаль, Соболева нет. Приедет — посмотрим. Ладно, завтра у меня будет свидание с Ирой. А может и что-то большее — девочка вроде без комплексов. Надо бы в квартире прибраться!

La-la-la-la, lalalalalala.

Будильник! Я, не открывая глаз, стукнул пальцем по экрану.

La-la-la-la, lalalalalala.

Мелодия не торопилась отключаться. Я открыл один глаз.

Входящий звонок.

— Да, алло! — Я изо всех сил постарался придать голосу бодрость.

— Мирослав? Здравствуйте, это из редакции журнала «Двадцать один» беспокоят.

— Да, слушаю!

— Мирослав, вы можете сегодня подъехать часикам к трем?

— Да…могу, наверное. А что случилось?

— Алексей Геннадьевич просил передать, что у него к вам серьезный разговор.

— Спасибо, буду. До свидания.

А самому Скворцову не позвонить было?

Я взглянул на часы — всего девять. Додумались с утра пораньше названивать! До звонка будильника еще два часа. Я откинулся на подушку и задремал.

Когда я с разрешения секретарши зашел в офис, то увидел, что в кресле Соболева, вальяжно развалившись и дымя сигаретой, сидел Скворцов. Он бы еще ноги на стол положил!

— А-а-а, Мирослав! — с кривой улыбкой протянул заместитель редактора. — Присаживайся.

— Здравствуйте, Алексей Геннадьевич!

— Слушай, у нас возникла проблема.

Голос Скворцова стал серьезным.

— С чем или с кем? — не понял я.

— С тобой, Мирослав.

— Со мной? Почему? У Сергея Анатольевича не было нареканий по поводу моей работы.

— Мне сегодня с утра звонил владелец клуба Sunshine. Он очень недоволен. Очень. Пообещал нам неприятности.

Так вот кому не спиться по утрам! Владельцам ночных клубов! Странно.

— Какие неприятности, почему?

— А ты забыл, что ты написал про его клуб? Тебе напомнить?

Алексей взял номер журнала, раскрыл и прочитал демонстративным тоном:

— Так, не здесь…Ага, вот: «Клуб Sunshine названия не оправдал. Луч солнца, видимо, никогда не проникал в потемки его люминесцентных танцполов. Наверное, он просто не прошел фейс-контроль. Чего, конечно, следовало ожидать от места, где нет ничего настоящего: ни веселья, ни отдыха, ни чувств».

— Алексей Геннадьевич! Это — публицистика. Это такой жанр! Вы что, от меня «джинсы» хотите?

— Публицистика! — передразнил меня Скворцов.

— Да мне плевать, что публицистика. В общем так — гонорара за этот материал ты лишаешься.

— Как? Почему? Он же был опубликован! Знаете что…

Телефон, лежащий на коленях, замигал — пришло sms. У меня возникло неприятное чувство.

«Мирослав! У меня срочные дела — я не приеду».

Ира. Я сжал в руке мобильник.

— Знаете что? Да идите вы! Я ухожу! Радуйтесь, господин Скворцов.