Павел Хюлле - Касторп

Увидел он ее сразу. Ванда Пилецкая стояла у открытого окна, глядя — как ему показалось, в бинокль — на пляж и вытащенные из воды лодки. Ганс Касторп надвинул шляпу на лоб и развернул «Анцайгер». На первой странице сообщали о предстоящем визите императора Вильгельма. Планировался парад гусарского полка, конные состязания в Сопоте, осмотр монархом судоверфей, наконец, фейерверк в Старом городе и прием во Дворе Артуса. Фото изображало императора во время прошлогоднего посещения гусарских казарм. На секунду Касторпу вспомнился обер-лейтенант Вибе. Будь он жив, наверняка сегодня вернулся бы домой очень поздно. Интересно, от чего он умер? Об этом госпожа Хильдегарда Вибе никогда не упоминала. На второй странице писали о визите наследника престола Фридриха Вильгельма, которого ждали через несколько недель после императора. Предполагалось участие кронпринца в июльском празднике цветов, теннисных соревнованиях, парусной регате, а также посещение им гусарского полка во Вжеще. На фотографии был запечатлен наследник престола в тех же казармах год назад. На нем был парадный мундир с черепом на головном уборе; подобающим образом была одета и сопровождавшая его супруга Софья. На третьей странице Касторп прочитал о несчастном случае на пляже Вестерплатте: двое молодых людей, сыновья рыбака, некоего Пашке, слишком далеко заплыли в море и утонули. Найдено было тело лишь одного из них. Полиция подозревает, что перед купаньем братья изрядно выпили. На четвертой полосе газета сообщала, что в деле о прелюбодеянии Греты Колодзик гданьский суд, основываясь на показаниях подмастерья пекаря Крефта, снял с некой Эммы Герман обвинение в лжесвидетельстве.

Фигура Пилецкой исчезла из окна. Ганс Касторп раздраженно отложил газету. «Неужели это все?» — с горечью подумал он, имея в виду, разумеется, не содержание «Анцайгера», а свое присутствие здесь, на пляже, перед пансионом «Мирамар». Еще несколько дней назад он строил во множестве планы — правда, весьма неопределенные, но само их наличие, казалось, гарантировало, что после приезда польки он сделает какие-то, возможно даже рискованные шаги, дабы приблизиться к этой прекрасной и загадочной женщине. А сейчас в голове царила полнейшая пустота, и он не придумал ничего лучшего, чем ждать, пока Пилецкая выйдет на прогулку или в купальню. Можно, конечно, за ней следить, но что ему это даст? Если б он догадался вложить в посылку записку, где нагло — а почему бы и нет, черт подери! — назначил незнакомке свидание… Что-нибудь типа: «Если Вам захочется поговорить об этом романе, который я нашел год назад в гостинице „Вермингхофф“ и который и на меня произвел огромное впечатление, напишите мне по такому-то адресу; я готов выполнить любое Ваше пожелание. Как студент, как человек, выросший в добропорядочной семье, заверяю Вас, что мои намерения совершенно чисты, просто с тех пор как я один раз, в прошлом году, Вас увидел, я даже вообразить не могу, что когда-нибудь покину этот город, так и не обменявшись с Вами хотя бы парой слов». Однако, поскольку он этого не сделал, поскольку не отважился и на какой-либо иной подобный шаг, на что, в конце концов, он мог рассчитывать? Что дождется приезда ее любовника и, незаметно за ними следя, узнает некую тайну — банальную и очевидную — о двух людях, которые встречаются за пределами своей страны, на курорте, чтобы никто не мог помешать им наслаждаться любовью? Ну и что ему в результате достанется? Какое-нибудь русское или польское слово, внезапно проскочившее в беседе на французском языке? Картина двух сплетенных на прогулке рук? Или поцелуев в сумерках на аллее? «Нет, нет, — продолжал лихорадочно раздумывать он, — я должен что-то предпринять, сделать этот первый шаг, подать ей четкий сигнал, на который она в худшем случае не ответит, и тогда я уеду, что ж, я ведь просто провожу здесь каникулы, так чего же я опасаюсь?»

Пока ничего конкретного не пришло ему на ум, он решил незаметно проверить, забрала ли она по крайней мере посылку. Оставив шезлонг на пляже, Ганс Касторп поднялся по лестнице на веранду пансиона, а оттуда в просторный вестибюль, где у широких дверей в ресторан находилась стойка портье. Однако ему не дано было украдкой взглянуть на ящичек под номером десять. Перед стойкой царило необычное, грозящее выйти за рамки приличий оживление: владелец «Мирамара» господин Густав Цим и его правая рука — управляющий Альфред Конке, бывший машинист императорского военного флота, о чем-то спорили с усатым господином в летнем выходном сюртуке.